Дочки-матери - стр. 4
Напрасно расстроилась. Увидев коробку конфет, Люся аж задохнулась от счастья. И Наталье вновь стало неприятно. Чего ж это, дитё конфет не видело или апельсины дольками выдают по одной в день? Решительно фрукт почистила и, разломив, протянула девочке.
– Ешь, только аккуратно, а то сок потечёт.
– Шпасибо! – с полным ртом пробормотала Люся, напряжённо глядя, как гостья расправляется с узкой ленточкой на коробке конфет.
– Можно две вожму?
– Да хоть все, – вырвалось у Натальи, и она тут же поправилась, – нет, все сразу не надо. А то диатез начнётся.
– И жопка шлипнется, – знающим тоном поддакнула Люся.
Скрипнула дверь, и девочка, не оборачиваясь, пояснила:
– Мамка пришла.
Наталья нагнулась поднять упавшую корку, тянула время. Отчего-то сердце забилось сильно-сильно.
– Во, глянь, какая ко мне Таша приехала, с подарочками! Красивая, богатая, нарядница, совсем как Ленкина мама!
Когда Наталья вышла на улицу, уже смеркалось, хотя было всего часов пять вечера. Спотыкаясь и утопая модными сапожками в грязной снежной жиже, добралась до конечной шестого трамвая. Народу на остановке собралось порядочно, и все нагруженные через край авоськами, свёртками. Лица уставшие, но довольные. Удачный поход: в канун праздника да столько накупили! На Наталью с пустой сумкой поглядывали сочувственно даже мужчины. Видать, нерасторопная дамочка, если, стоя почти рядом с магазином «Смена», умудрилась даже плохонькой поклажи не заиметь. И как она не обратила внимания на большой универмаг, когда шла к Воронцовым? Купила бы девочке платье какое понарядней или юбочку. Да хоть колготы, в конце концов. Вот дурочка! Она же тогда не знала про Люську, шла наугад. Наконец подъехал трамвай, сердито звякая, словно ему самому не терпелось вернуться в депо, а тут встали – вези их до самого Тушина. Наталья успела опередить нахального усатого дядьку и села возле окна. Лицо спрятала в пушистый воротник и привалилась головой к замёрзшему стеклу. Даже глаза закрыла, чтобы думать не мешали. А думать предстояло долго и не слишком радостно.
Галя Воронцова оказалась совсем не такой, какой Наташа её рисовала в воображении. Перво-наперво, внешность молодой женщины совершенно разочаровала. После неухоженной комнаты представлялась молодая развязная деваха, с яркой косметикой и непременно химической завивкой. Нагловатая, смазливенькая и горластая. А Галя оказалась никакой, как сдобная булка до выпечки. Бледная, рыхлая, вялая. Ни одной запоминающейся черты. Вроде не худая, не толстая, а фигура оплывшая, как у тряпичной куклы. Глаза прозрачные, с раз и навсегда застывшим просительным выражением. Тёмно-русые волосы, собранные в хвост и зачёсанные назад, открывали мягкий безвольный лоб, на который то и дело наплывали толстые складочки, если надо о чём-то задуматься. Вся она какая-то сонная, и даже речь медленная и голос не выразительный, как у приглушённого радио. Зато теперь понятна Люськина манера всюду вставлять уменьшительные суффиксы. Наталью всегда коробила манера взрослых людей сюсюкать. Эти Галины: «денюжки», «мяско», «колбаска», «платьишки» и «пальтецо» заставляли вздрагивать каждый раз от гадливости, будто навозная муха норовила сесть на лицо. Господи, как мог брат польститься на эту невзрачную и к тому же совершенно недалёкую женщину? Слишком не вязался её унылый облик со смешливым обаятельным Андреем. Вот спроси сейчас Наталью как на духу при всей своей отзывчивости и пусть грубоватым, но вполне мирном характере – не приняла бы такую невестку, не одобрила. Другое дело – Люська. Даже думать не хотелось, что Галя доводится ей матерью, для неё она дочка Андрюши и всё тут.