Дочки-матери - стр. 16
– Вот, возьмите, хорошие яблочки, вкусные, не мытые только, надо хоть платочком обтереть.
Племянница радостно всплеснула руками.
– Спасибочки, бабусенька! – прозвучало громко и весело. Многие пассажиры рассмеялись.
– Хорошая у вас дочка.
– Маленькая, а вежливая.
– И не говорите, иному ребёнку на десятку подаришь, а он на копейку благодарности!
– Ишь, беленькая какая, прямо снегурочка. А всё ж таки на мать похожа.
– Похожа, похожа. Любишь маму-то?
Наталья на секунду замерла, словно сейчас всё её доброе расположение духа мигом разрушится от одного неосторожного слова.
– Я свою Ташеньку люблю-у-у-у! – воскликнула Люся, обхватив её за шею и громко чмокнув в щёку. Ой, мамочки, даже дыханье перехватило! Вокруг опять засмеялись, ласково, по-доброму. На слово «Таша» никто и внимания не обратил. Слышались лишь одобрительные фразы, вроде: «вот как мать-то любит», «и правильно, с детства надо воспитывать уважение».
К остановке «улица Мещерякова» говорливая Люся задремала, уткнувшись носом в мягкий Наташин шарф. Наверное, для неё непривычно было ехать так долго или мерное покачивание трамвая укачало. Наташа заботливо придерживала ребёнка, и было ей непривычно, но хорошо-хорошо. Так бы ехать себе, не думать ни о чём и держать на руках Люську, словно нет никакой Гали, а есть просто Андрюшина дочка.
По пути домой зашли в булочную, что занимала почти весь цокольный этаж Натальиного дома. Купили рогаликов и половинку бородинского.
– Можно укусить? – с вожделением глядя на торчащий из кулька румяный край рожка, прошептала Люся.
– Да мы уж пришли, Людмила. Вот сейчас на лифте поднимемся – и дома. А там хоть всё съешь. Руки-то у тебя грязные, разве хорошо ими брать?
Племянница покорно кивнула, но по её вздоху Наташа поняла, что охватили Люську сомнения. Может, Галя выдаёт ребёнку куски по счёту?
– Смотри, руками-то хваталась везде, – торопливо забормотала она. – А вымоешь, так и ешь на здоровье. Я рогалик маслом намажу или вареньем. Ты с чем будешь?
– С маслом! – радостно закивала Люся. – И с вареньем тоже, – добавила она, удостоверившись, что тётя не соврала и вожделенный рогалик ей всё-таки точно достанется.
– Ой, Таша! Это ж что ж у тебя в ванной сикать ходют?! – воскликнула племянница, оглядывая санузел.
– С чего это? – оторопела Наталья.
– Так толчок рядышком, – пояснила Люся. – Толчки в одной комнатке бывают, а мыться в другой. А у тебя неправильно.
– Уж как есть. Давай руки мыть.
Но девочка глазела по сторонам, то и дело отвлекаясь и пытаясь всё потрогать мыльными пальцами.
– Ой богатства, богатства! А бутылочка какая красивенькая! Ай, коробочка золотенькая, покажи, чего там?
– Нашла золото, – бросила Наталья. – Крем это для лица. Лицо мазать.
– Крэмом лицо мазать?! Его же в торт ложут!
– Вот дурочка! – вырвалось у Натальи. – Это другой совсем, его есть нельзя. И надо говорить крем, а не крэм, и не ложат, а кладут.
Люся застыла в нерешительности – слишком много информации – и она никак не хотела в её бедной головёнке укладываться. Что же это за диковинный крэм, который вовсе ещё и крем, и есть его нельзя? И какая разница, ложат или кладут, раз всё равно этот крем оказался в банке?
Кухня произвела на неё не меньшее впечатление. По-стариковски поджав губы, она, старательно копируя взрослые интонации, протянула: