Дочери войны - стр. 42

Моля Бога, чтобы в шато откликнулись на ее просьбу и побыстрее вернули Уго, Элен продолжала успокаивать немецкого капитана, постоянно терявшего сознание. В ход шли все известные ей способы: нюхательная соль, похлопывание по щекам и, конечно же, разговор. Шепотом она твердила, что с ним все будет хорошо. Привычную тишину маленькой больницы нарушали стоны других раненых, хотя Элен чувствовала: большинство их ранений не представляли угрозы для жизни.

Увидев вошедшего Уго, она облегченно вздохнула и вскочила на ноги, но тут же замерла, заметив, в каком он состоянии. Перепачканное лицо, спутанные волосы, синие круги под глазами – все говорило о том, что он измотан физически и морально. Элен была не в силах скрыть отчаяние. Но Уго лишь прищурил глаза, предостерегая ее от вопросов:

– Выглядит хуже, чем есть на самом деле. Я просто устал, и только.

Элен не поверила, но вняла предостережению.

Уго, не мешкая, подошел к раненому капитану:

– Это и есть пациент, нуждающийся в срочной помощи?

Целый час Уго занимался только капитаном. Он остановил кровотечение, промыл рану и наложил швы. Затем ввел немцу морфий и решил оставить капитана в больнице, а не везти по ухабистой дороге в Сарла. Элен стала возражать, говоря, что в тамошней больнице условия лучше, однако Уго поднял руку, прервав ее возражения.

– Я пока не уверен, выживет ли он вообще, – тихо сказал ей доктор.

Элен вызвалась дежурить у койки капитана, пока Уго занимается другими ранеными. Нужно принять неизбежное: вчерашние действия партизан не останутся без возмездия, но если капитан выживет, карательные меры будут менее жестокими. Деятельность партизан всегда была обоюдоострым мечом, и операции вблизи родных мест не столько восхищали, сколько пугали население.

Воспользовавшись паузой, Элен вновь попыталась расспросить Уго, но врач лишь покачал головой. Изможденное лицо и горестные серые глаза были красноречивее слов. Его состояние передалось Элен. Желая его утешить, она протянула руку, и Уго крепко ее сжал. Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Элен была в полной растерянности, не зная, как его поддержать. К концу дня состояние раненого капитана все еще внушало опасения. Уго попытался отправить Элен домой. Она стала возражать. Он повторил свое требование.

– Уго, послушайте. Вам нужно выспаться, – сказала она, глядя в его воспаленные, покрасневшие глаза.

– Мы с Мари управимся вдвоем. Иди домой.

– Я хочу остаться.

Оба замолчали. Молчание было долгим и тягостным. Элен колебалась. Ей по-прежнему хотелось остаться, хотя интуитивно она чувствовала: Уго сказал ей не все. Когда он заговорил снова, его голос звучал предельно серьезно. Она не помнила, чтобы он говорил таким голосом.

– Элен, если я не спасу капитана, они казнят Мари. Я должен заниматься этим один.

Элен тихо вскрикнула:

– Тем более… я должна остаться. Разве не так?

– Нет. Я все сказал.

Она бы охотно осталась ему помогать, но усталость беспокойного дня взяла свое. Когда Уго практически вытолкал ее за дверь, Элен сдалась и пошла домой, ощущая боль в груди и тяжесть на сердце.

Через полчаса Элен была уже дома. Поднявшись на чердак, она уселась по-турецки рядом с Джеком. Со слезами на глазах она рассказала англичанину о ситуации в клинике и о том, что грозит Уго, если он не сумеет спасти жизнь капитана.