Дочь врага - стр. 24
Раньше у меня был целый арсенал способов, как успокоить женщину. Сейчас полное ощущение, что я все забыл. Ее запах совсем не изменился, ее голос, ощущение тепла, которое вызывает ее присутствие. Сердце все так же бешено бьется рядом с ней. Между нами чертова пропасть в три года! Поверит ли моя девочка, что я изменился? И действительно ли я так изменился?
— Все, все, — невесомо касаюсь губами ее виска. Не сдержался и от этого словил легкий приступ эйфории. — Я рядом, слышишь? Я помогу, Крис, — моя женщина, а она моя и это не обсуждается, подняла свои красивые карие глаза и растерянно моргнула влажными ресницами. — Привет, — стараюсь улыбнуться. До нее будто только дошло, у кого на груди она ревела.
— Ты? — зрачки заполняют радужку и любимые глаза становятся почти черными.
— Я, — приближаюсь к ее лицу залипая на искусанных алых губах.
18. Глава 17. Крис. Минута слабости
В груди горит, воздуха не хватает, в голове хаос, раненая душа бьётся в агонии, я чувствую себя птичкой, загнанной в клетку и поставленной на угли. Пытаюсь успокоиться, взять себя в руки, но не выходит. Ноги немеют, силы покидают, колени подгибаются, и я спускаюсь вниз по стене. Слезы льются из глаз беспрерывным потоком, рыдания прорываются наружу, сердце рвет на куски.
Огненное пламя сжигает дотла все светлое, что было в прошлом, все хорошее, что оставалось сейчас. У меня больше нет папы. У меня больше нет поддержки. Мой единственный родитель стал злейшим врагом. Отец чудовище, уничтожающее все, к чему притронется. Теперь он в открытую взялся за меня. От него не уйти, от него не убежать, он везде достанет и заставит сделать так, как решил и этого не отменить. Киреев выдаст меня замуж за такого же опасного и жестокого человека, коим является сам.
Петр Михайлович Чернышов ничем ему не уступает, а сынок так вообще, превзойдет обоих этих мужчин. У Петра-младшего помимо избалованности и вседозволенности, привитых с детства, ещё имеется ряд психических расстройств. И мне сказали четко, что за отца отдают меня, а если я не рожу ему сыновей, то младшему Чернышову достанется моя дочь, как только той исполнится восемнадцать и уж он на ней оторвется. А я не смогу больше родить! Не смогу! Как же мне плохо! Просто невыносимо… Я не могу выбраться из этого всего…
Лёгкие касания, искренняя поддержка, сочувствие и сопереживание. Страх за меня. Чужие эмоции врываются в сердце, круша оборону, даря надежду и любовь. Я их впускаю. Впитываю, как губка воду, насыщаюсь, наполняюсь ими. Поддержка. Она нужна мне, как воздух, как вода в пустыне, как солнце поутру. Меня убаюкивают с такой нежностью, что дыхание замирает. У меня забирают всю мою боль. Становится легче.
Осознание, что я сижу на коленях у мужчины приходит не сразу, так глубоко ушла в свое горе. Под его тихий шепот, при помощи его ласковых касаний я выныриваю из глубины. Он вытягивает меня на свет. Родное тепло, когда-то такое привычное, а теперь запретное. Забытый, но такой любимый аромат. Рельефное тело, где я знаю каждый изгиб, как же я по нему скучала все это время. Меня снова кроет. Мучительно сладкие эмоции текут по венам, лёгкое головокружение и томная нега расплываются по телу.
— Все, все, — тихий шепот, лёгкое касание губами виска. Я хочу раствориться в нем, хочу забыть обо всем на свете. — Я рядом, слышишь? Я помогу, Крис, — Тим… Родной мой, ты не сможешь помочь… Мой отец тебя уничтожит… и нашу дочку… и меня. Поднимаю на него заплаканные глаза, как же хочется сдаться и все рассказать. — Привет, - несмело улыбается. Щемит в груди.