Дочь воздуха - стр. 22

Чуть поскрипывает крыльцо,

Дремлет век хромой.

Маг ненадолго умолк, и в воздухе плыли нежные переборы струн. Ветра не доносили до меня ни единого звука, кроме этой музыки: спал лес, спали птицы, спали звери и даже ночные бабочки уснули, сложив тусклые крылышки. Умолкли кузнечики, до того стрекотавшие в траве, и меня саму клонило в сон так, что я едва могла разомкнуть тяжёлые веки. А потом Рейнеке запел снова, и сон слетел с меня как подхваченная ветром листва. Чёрный волшебник пел о том, что сильфам всего дороже – о свободе и странствиях. Бесконечных странствиях по свету.

Я же ветром покину дом

До игры зарниц.

И дорогой, и колесом

Из скрипучих спиц

Обернусь посреди грозы,

В ливня серебре.

Стану листьями, что рассы-

Паны по земле.

Шаг неслышен и голос тих,

Только скор исход.

И в объятиях золотых

От любых невзгод

Перезвоном истаю струн,

Песнею скворца.

Пока крепок твой сон и юн,

Ухожу с крыльца2.

Круг вспыхнул и погас: разрушились чары. Я всхлипнула, и маг повернулся ко мне.

– Лика? – удивился он. Голос Рейнеке был как будто чужой, словно это он проснулся ото сна, а не погрузил в него всех эльфов в округе. – Ты плачешь?

– Н-н-нет, сын земли, – выдавила я. – Не плачу… Но ты… Я никогда не видела такого волшебства, такой музыки…

– Музыку нужно слушать, а не смотреть, – серьёзно возразил смертный. Аккуратно убрал гитару в мешок и, поднявшись, протянул мне руку. – Идём, Лика, эльфы скоро проснутся. Я чувствую, как рвутся узы.

– Иди, – отозвалась я, не двигаясь с места.

– А ты? – не понял смертный. – Решила остаться? Эльфов подождать? Глупая!

– Зачем я тебе, сын земли? – настороженно спросила я.

– Не знаю, – откровенно усмехнулся Рейнеке. – Но если ты не пойдёшь со мной, я унесу тебя силой. Ну?

– Уговорил, сын земли, – засмеялась я и поднялась на ноги. Если бы он попробовал только пальцем меня тронуть против моей воли, ветра разбудили бы добрый народ, и человека расстреляли из луков, но говорить об этом не хотелось. – Идём, эльфы и в самом деле скоро проснутся.

– Зачем ты меня с собой позвал? – спросила я, когда мы вернулись на перекрёсток пяти дорог и свернули на среднюю из них.

– Я тебя ещё не разгадал, – спокойно ответил маг. – А ты хотела остаться? Неужели эльфы не наказали бы тебя за твоё участие в моём побеге?

Я грустно улыбнулась. Волшебник слишком многого не понимал в добром народе… и у меня не было особого желания ему всё разжёвывать. Поэтому я сказала коротко:

– Эльфы не сердятся, когда человек поступает так, как для него лучше всего. Добрый народец не мстит, а только воздаёт по заслугам.

– И как они оценят мои чары? – ухмыльнулся смертный.

– Как величайший подарок, – удивилась вопросу я. – Разве ты сам не видел? Они были прекрасны!

– Вот как, – потянул Рейнеке. – А если я бы создал злые чары?

– Разве злые чары бывают прекрасными? – вопросом ответила я. – Ты неверно о них судишь, напрасно приписываешь красоту – или злобу.

– Чудно ты всё-таки говоришь, – буркнул маг. – Теперь я и сам вижу, насколько ты не человек.

– А я никогда и не говорила, будто я дочь земли, – подтвердила я.

– Ты дочь воздуха? – спросил волшебник и, остановившись, повернулся ко мне. – Сильф?

Я молча склонила голову. Вот потому-то нам и не советуют беседовать с людьми о чём-то, кроме прямых сделок. Наша чуждость кричит о себе во весь голос, и достаточно нескольких фраз и немного внимательности…