Дочь Роксоланы. Наследие любви - стр. 17
Рустем почувствовал укол в сердце, принц ведь не виноват в своей болезни.
– Конечно, шехзаде. Скоро привезут и вашу. Просто подберут невысокую лошадку…
Баязид фыркнул.
– Как для девчонки!
Паша продолжил, словно не заметив этого уточнения:
– …и я научу вас хорошо держаться в седле.
– Правда?!
– Да, сегодня и начнем.
– Лошадь привезут сегодня?! – снова ахнул несчастный малыш, глаза которого горели, как уголья.
– Нет, лошадь привезут позже, но в седле можно учиться держаться и на моей. У меня хороший конь, он не сбросит.
– Я буду ездить на лошади паши!
Баязид обиженно фыркнул.
– Тебе бы на осле ездить, а не на лошади.
– Шехзаде, – покачал головой Рустем, – если вы хотите учиться у меня, то выбросите из головы глупости.
В тот день он довольно долго занимался с обоими принцами. Несмотря на увечье, Джихангир довольно крепко держался в седле даже на большой лошади. Баязид и того лучше, он уже слился со своим конем, всадник и лошадь понимали друг друга с малейшего движения. Текинцы – очень умные и преданные кони, они строптивы, но если такой конь принял хозяина, то никогда не сбросит, не станет капризничать даже себе в ущерб.
На следующий день покататься верхом решили все, в том числе Михримах.
Едва завидев Рустема, принцесса заявила:
– Ваша кобыла хромает!
– У меня жеребец, султанша, а хромает ваша кобыла Юлдуз. Я уже видел и сказал, как лечить ее ногу.
На Михримах спокойствие Рустема-паши действовало, словно пощечина. Невозможность вывести визиря из себя выводило из состояния равновесия (а бывало ли оно?) саму принцессу. Один вид спокойного, рассудительного Рустема-паши бесил Михримах сильней любых оскорблений. И ничем его не пробьешь! Это спокойствие заставляло султанскую дочь снова и снова задевать визиря и даже грубить ему.
А еще она ревновала. Сама себе не сознаваясь, ревновала пашу к братьям, особенно к Баязиду, которого тот во время своего пребывания в Стамбуле учил верховой езде. Лала Мустафа, наставник младших шехзаде Селима и Баязида, был рад свалить с себя такую ношу, он уже немолод. Тем более шехзаде Баязид не знал покоя, желая доказать, что он не слабее не только Селима, но и Мехмеда, который старше на четыре года.
Султан распорядился выезжать самим, намереваясь догнать детей чуть позже.
Не слушая совета Рустема и конюхов пока оставить Юлдуз в конюшне и сесть на другую лошадь, Михримах выехала на своей, чуть прихрамывающей.
Ехали медленно: впереди старшие Мехмед и Михримах, за ними Селим, Баязид и Рустем-паша, внимательно прислушивающийся к беседе принцев. Разговор у Мехмеда и Михримах шел о предстоящем походе султана, в который строптивая принцесса намеревалась отправиться вместе с отцом и ничуть не сомневалась, что тот возьмет ее с собой.
– Я тоже пойду в поход с Повелителем! – по-мальчишечьи звонко почти выкрикнул Баязид.
Ему двенадцать, голос ломался, солидные басовитые нотки сменялись петушиными руладами. Братья засмеялись: Мехмед добродушно, Селим насмешливо.
Михримах недовольно покосилась на Баязида: вечно этот мальчишка путается под ногами у взрослых! Она и Селима не признавала, для принцессы существовал только старший Мехмед, с которым стоило соперничать, на кого равняться.
– Ты сначала в санджак отправься! – фыркнула Михримах.
Баязид горячился:
– Мехмед и Селим тоже не руководят санджаками! Я поеду вместе с отцом! Он обещал.