Дочь Роксоланы. Наследие любви - стр. 10
– Эй, а я?
– Идите сами, я не хочу губить лошадь и рисковать вашей жизнью, а слушать вы не желаете.
Она догнала, попыталась остановить.
– Я поеду шагом.
– Вы пойдете, и больше занятий не будет.
– Что я сделала не так?
– Султанша! – Глаза мирахура смотрели насмешливо. – Вы же прекрасно знаете сами.
– Ладно, я больше не буду. Действительно не буду. Но мне скучно повторять эти подпрыгивания!
– Вы всю жизнь собираетесь садиться с моей руки и с подсаживанием?
– А как надо?
– Птицей взлетать в седло, едва коснувшись стремени, а не плюхаться мешком.
Ей стало смешно, сначала прыснула, потом залилась звонким, серебристым смехом.
– Я плюхаюсь, как мешок?
– С требухой!
– Но Повелителю тоже подставляют руку под стремя. Вы же сами подставляете.
– Вы не Повелитель. И вообще, вы будете учиться или болтать?!
Зеленые глаза смотрели с изумлением.
Она вынуждена была подчиниться, а он нашел чем заинтересовать, сообразив, в чем принцессе и правда тяжело, а в чем просто скучно.
Немного погодя Михримах действительно взлетала в седло птицей, едва коснувшись стремян и приводя в изумление всех видевших это.
Однако благодарности Рустем не дождался. Не имея возможности капризничать или поступать, как вздумается, Михримах принялась насмешничать. Недаром говорили, что у принцессы язычок, как бритва, – что откроет рот, то кого-то порежет.
Но и здесь ничего не удалось, у мирахура свой не менее острый, отвечал так же. Трудность была только в том, чтобы не переступить границу, памятуя, что перед ним девушка, да еще и принцесса.
Михримах уже научилась всему, чему мог научить он, не все же возможно для девушки, но продолжала ездить с ним.
И вот теперь мирахура ждало новое назначение, и Рустем не мог понять, рад этому или нет. Чувствовал, что будет скучать по этой задире и ее насмешкам.
– Рустем-ага, разве вы не метите в Великие визири? – Бровь принцессы вопросительно приподнялась, в голосе звучала откровенная насмешка.
Рустем ничего, кроме насмешки, и не ждал от Михримах. Строптивая дочь султана без этого не может. Но и он способен дать отпор; в конце концов, он ничем самой сиятельной насмешнице не обязан, служит падишаху, а не ей.
– Плох тот птенец, который не мечтает взлететь, как орел, султанша. Я, как и любой паша, мечтаю служить Повелителю, находясь к нему как можно ближе. На все воля Всевышнего и его Тени на Земле.
Но Михримах такими смиренными и разумными речами не смутишь, снова фыркнула:
– Уж куда ближе – держаться за его стремя! Или вы мечтаете стать постельничим?
– Нет, султанша, я мечтаю просто служить Повелителю там, где он посчитает нужным держать меня. Вам не нравится мое усердие?
Глаза боснийца смотрели прямо и твердо, он не боялся таких вопросов, не зная за собой вины.
Михримах чуть смутилась, но вида не подала. Презрительно дернула плечиком и ушла, не ответив и не обернувшись.
Рустем почему-то подумал, что ей будет очень нелегко в жизни. Дочь султана не самая красивая, но самая занозистая, она словно живет для того, чтобы всем бросать вызов. Зачем совсем юной девушке нужно учиться стрелять из лука или ездить в мужском седле, вырядившись в мужскую одежду? Никому другому непозволительно, а султанская дочь ездит, стреляет и ведет себя, словно она сын, а не дочь.
Он не стал говорить, что завтра уезжает в далекий Диярбакыр, на самую окраину империи, а когда вернется, не известно. Султанскую дочь это вовсе не должно волновать. Какой-то босниец, какой-то мирахур (управляющий султанской конюшней) стал бейлербеем окраинного Диярбакыра… Велика новость!