Дочь кузнеца, или Секреты Cредневековой стоматологии - стр. 15
Я жадно набросилась на угощение, забыв поблагодарить добрую женщину за гостинцы и заботу.
Старушка смотрела, как я наспех утоляю голод, и, судя по ее лицу, искренне радовалась за меня. Интересно, почему же она так добра к нашей семье? Или она всем так помогает? Надо бы потихоньку расспросить…
– Тётушка Мэгги! – обратилась я к ней, утолив первый голод. – А сколько же больных вы выходили на своем веку?
– Ох, девочка… – старушка глубоко вздохнула и на минуту задумалась. – Да разве ж их всех упомнишь? Десятками, сотнями проходили через мои руки. И на свет я скольких приняла, сколько родов видела, сколько невинных младенцев, уже мертвенькими, на свет выходящих…До хоть бы твою матушку взять, покойную Мэри. Ведь пятерых после тебя схоронила, да всё грудничков. Одна ты у отца осталась, души он в тебе не чает. Сколько пытались его сосватать с той поры, как вдовцом остался… И таких степенных невест предлагали, честных вдовушек, хозяйственных, и с приданым. Нет, говорит, не введу я в дом мачеху для доченьки! Повезло тебе с родителем, что уж говорить…И дом-то у вас полная чаша, во всем нашем приходе мало где такие справные хозяйства отыщешь. И, зря не скажу, нет второго такого отца, как твой, во всей округе! Все наши мужики то норовят, чуть грош в кармане звякнет, в таверну побежать, бражничать, а Джон, он отродясь хмельного в рот не брал – всё тебе приданое копит. А ты вот, как на грех, в реке чуть не утопла, напугала нас до смерти. Видела Джона, как сидит он у твоей кровати, молитвы шепчет, а сам глядит вокруг, как полоумный. Хвала небесам, хоть рассудок не утратил! Одна надежда у него теперь – дожить до твоей свадебки! Если его прежде самого не сживут со свету…
– Кто? Кто сживёт? – напряглась я от последней фразы. Судьба кузнеца теперь была мне не безразлична, ведь отныне он единственный близкий мне человек!
– Да не девичье это дело, в дела родителя-то лезть! Скажу одно: завистников у него много, и врагов. И мастерству завидуют другие ремесленники, да вот еще отец Стефан, будь он неладен, изжить норовит. Не ладят они друг с другом, словно чёрная кошка меж них пробежала…
– Тётушка Мэгги! Ты прости за такой вопрос… – я немного замялась. – А вот отец Стефан… И другие… Говорят, что ты ведьма. Почему так?
Старушку мой вопрос нисколько не обидел, наоборот, неожиданно рассмешил. Она захихикала, потом шутливо замахала на меня руками.
– Ведьма, миленькая, как не ведьма? Вся уж мохом поросла от старости. А ведь в народе-то издавна говорят: любая старая баба – та же ведьма. Вот доживешь до моих лет, сама поймёшь. Ну, а ежели без смеха… Не больно-то некоторые любят тех, кто их чем-то разумнее да прозорливее. Я и грамоте, и счёту обучена, иной у меня на мир взгляд. Сами к таким бегут за помощью, да тут же их и поносят за глаза. А падре наш Стефан на меня злится, аж желчью исходит, но не тронет, это будь покойна. Он, между нами, до смерти колдовства да сглазу боится, хотя пастве проповедует, что власть божия сильнее любого волшебства. Опаску имеет, что тронь меня – так черти да другие нечистые духи, мои якобы помощники, его в отместку в преисподнюю ввергнут! Суетно это для духовного-то лица, ну, да не нам судить его, кто ж без греха…
Её слова позабавили, я всё-таки угадала, – Мэгги оказалась проницательной старушкой.