Дочь Клеопатры - стр. 6
Меня испугал ее обреченный голос.
– На что же нам остается надеяться?
– Говорят, Октавиана растила сестра Юлия. Может быть, он еще пожелает, чтобы сын Юлия взошел на престол.
– Как по-твоему, где сейчас Цезарион?
Я знала, что в это мгновение перед ее мысленным взором возникли его широкие плечи и чарующая улыбка.
– В городе Веронике, с наставником, ожидает ближайшего корабля на Индию, – с надеждой проговорила она.
После битвы при Акции старшему брату пришлось бежать, а просватанной за Александра царевне Иотапе – вернуться в Мидию. Нас разметало ветром, словно листья. Увидев мой взгляд, мама сняла с шеи ожерелье из розовых жемчужин.
– Оно защищает от всякого зла, Селена. Теперь пусть оберегает тебя.
Я почувствовала, как на грудь опустилась холодная золотая подвеска с маленькими ониксами.
Тут мама резко выпрямилась.
– Что там?
Я затаила дыхание. Сквозь грохот прибоя до нас доносились удары в дверь.
– Это он?! – воскликнула мама, и я проследовала за краем ее лазурной туники вниз по лестнице.
Александр с посеревшим лицом застыл у двери.
– Нет, это наш отец, – вымолвил он и почему-то вытянул руки, будто не желал подпускать нас ближе. – Он пытался покончить с собой. Он умирает, мама!
– Антоний! – закричала она, прижимаясь лицом к железной решетке. – Антоний, что ты наделал!
Ответа мы с Александром не расслышали. Мать покачала головой и проговорила:
– Не могу. Если дверь открыть, любой из твоих солдат захватит нас ради выкупа.
– Пожалуйста! – взмолился мой брат. – Он умирает!
– Открывать нельзя… – начала Хармион.
– Так ведь есть окно! – воскликнула я.
Мама уже бежала вверх по ступеням, и мы пятеро следовали за ней по пятам. Мавзолей был еще не достроен – кто знал, что в нем так быстро возникнет нужда? Всюду лежали оставленные строителями рабочие инструменты, и мать приказала:
– Александр, веревку!
А сама распахнула решетчатые ставни окна, выходящего на храм Исиды. Внизу волны бились о створки восточных окон. Не могу сказать, как быстро ей удалось совершить невообразимое. Конечно, с помощью Ирады и Александра. В общем, едва лишь окровавленные носилки с отцом привязали к веревке, мать подняла его на второй этаж и, втащив, положила на пол мавзолея.
Я застыла, прижавшись к мраморной стене спиной. Умолкли радостные крики чаек, и моря не стало, и не было больше ни слуг, ни даже солдат. Остался один отец – и рана меж ребер, там, где он пронзил себя собственным клинком. До слуха долетало судорожное дыхание брата, но самого его я не видела. Потому что смотрела на руки матери, обагрившиеся от прикосновения к отцовским одеждам.
– Антоний! – воскликнула она. – Антоний! – И прижалась щекой к его груди. – Знаешь ли, что посулил Октавиан после битвы при Акции? Что не станет посягать на египетский престол, если только по моему приказу тебя убьют. Но я не сделала этого! Слышишь, не сделала! – Мама уже была близка к припадку. – И вот… что же ты натворил!
У него задрожали веки. Я никогда не видела, чтобы отец испытывал боль. Он был воплощенным Дионисом, чем-то большим, чем жизнь, и ни один мужчина не мог с ним сравниться ни ростом, ни быстротой движений, ни силой. Отец хохотал громче всех и шире всех улыбался. Но сегодня на прекрасном загорелом лице не было ни кровинки, а волосы взмокли от пота. Отца было трудно узнать без греческих одеяний и золотой короны в виде листьев плюща; скорее он походил на простого смертного, на римского легионера, который еле ворочает языком.