Дочь дракона - стр. 3

Надо отметить, что Гадаев и Усольцева идеально подобрали время для свидания: тренировки мастера Горо обычно сопровождаются аншлагом от начала и до конца. Я же ухромала пораньше, потому что у меня еще один факультатив, по стрельбе из лука…   

Из размышлений вытянул звук шагов.

Затаила дыхание и взмолилась про себя, чтобы поскорей уже Гадаев отсчитывал и уматывал вслед за Усольцевой.

Дверца в кабинку с треском распахнулась.

- Ну что, недотрога Белоснежка, допрыгалась? А я предупреждал, что скоро увидимся и поговорим. Но уже на моих условиях.

Гадаев стоял абсолютно голый, играя мускулами на груди. Кубики пресса не успели высохнуть.

Я сглотнула, когда из-за поворота вышли Попов с Ушловым. На лицах отвратительные ухмылки. Взгляды так и раздевают, то есть оставляют без полотенца…

Сердце ухнуло в пятки, когда поняла, что это с самого начала был их план… И подколки Попова во время тренировки, и дебильный смех Ушлова, и даже перепихон Гадаева с этой дурочкой Усольцевой в кабинке перед моим приходом...

Дело в том, что с этой троицей меня связывают не самые приятные воспоминания.

Этим девушки просто не отказывают.

Боятся.

А я отказала. На свою беду. Всем троим.

В грубой, очень грубой форме.  

- Я всем расскажу, - стараясь, чтобы голос не дрожал, сказала я. - Вылетите отсюда, как сопли в платочек. И долетите до колонии строгого режима. Будете там любовничками.

К моему ужасу, троица переглянулась и нагло заржала.

- Не посмеешь. Ты ведь дорожишь своей репутацией, как и своей невинностью. Тебя ведь даже ни с кем целующейся не заметили! - нарочито растягивая слова, произнес Гадаев.

- За поцелуй Белоснежки стандартная такса - хук в челюсть, - отвратительно улыбаясь, сообщил Ушлов.  При этом двухметровый громила потер вышеупомянутую челюсть, как будто не зажила за два месяца!

Гадаев же продолжал:

- А весть о том, что Белоснежка лишилась невинности в душевой…

- Что ее пустили по кругу, - поддакнул Попов.

- Не самое то, что нужно для военной репутации, детка, - окончил Гадаев. - Ну? Сама выйдешь? Или помочь? Смотри, нам спешить некуда. У твоего сэнсея сегодня аншлаг.

Я вжалась в стену и зажмурилась на миг.

Когда подавала документы в военную академию, мама впервые поговорила со мной, что называется, «об этом самом».  

- Помни, дочка, - сказала она. - Нет одному - нет никому. А можно кому-то - можно всем. Но если вдруг, не дай небо, попадешь в беду, помни: под угрозой не только твоя честь и репутация. Под угрозой твоя истинная природа. Поэтому бейся насмерть. Чтобы если они окажутся сильнее - врагам досталось лишь твое бездыханное тело.

И я приготовилась биться.

- Попробуй, достань, - издевательски протянула я Гадаеву, группируясь.

Тот сам не сунулся, видимо, сказалась память о вчерашнем уроке. Попову скомандовал. Тот ринулся на меня.

В последний момент я подпрыгнула, и, уперевшись руками в стенки кабинки, ударила ногами, сразу в лицо и в живот.

Согнувшись, Попов отскочил и с трудом устоял на ногах.

А с меня соскочило полотенце. Лица у всех троих, даже у временно обезвреженного Попова, вытянулись.

На этот раз к душевой кабинке шагнули двое.

Я дралась, царапалась, кусалась, как дикая кошка, но громила Ушлов банально взял своим весом. Меня сначала придавили к стене, затем, скрутив руки, выволокли наружу и опустили на колени перед Гадаевым.