Дочь Деметры - стр. 9
Туман снова заплескался перед глазами, горячими каплями осел на ресницах, и Кора, не желая, чтобы штурман видел ее слезы, торопливо шагнула вперед, ткнулась носом в плотную ткань мундира, судорожно втянула воздух – он пах шерстью, немного дезинфекцией и еще чем-то трудноуловимым – и, ощутив, что железная хватка штурмана сменилась легким успокаивающим прикосновением, заговорила почти спокойно:
– Если умрете вы, или капитан Зевс, или сама Деметра, да хоть военный с самым паршивым званием, с вами придет прощаться весь корабль, а потом вас кремируют, да даже и нет, в зависимости от заслуг, а то, что останется – гроб с телом или пепел с урной – отправят за борт, и вы будете вечно лететь между звезд. А меня… мое тело положат в большой автоклав, и я стану питательной жидкостью, на которой мама будет растить деревья, из которой делают новые ноги и руки в медицинском отсеке, из которой растят животных на мясо, и от меня не останется ничего…
Говорить об этом было так восхитительно-легко, но в какой-то момент слова кончились, и Кора осознала, что плотная ткань мундира намокла от ее слез, и что одна рука штурмана все так же касается ее плеча, а второй он осторожно распутывает ее волосы, чего на ее памяти не делал никто.
– ..и никто не скажет: вот это дерево выросло на питательном бульоне из Коры, а вот то – на бульоне из переработанных нечистот, – закончила она.
– И ты решила спросить у Таната, что будет с тобой после смерти?
– Вроде того, – сказала девушка, отстраняясь, благо на этот раз штурман не стал ее удерживать. – Ой, я, кажется, не только плакала на вас, но и вытерла о вас всю пыль…
– Не беспокойся, это мне следовало быть с тобой помягче. Пойдем, уже недалеко.
Штурман зашагал вперед со словами, что теперь ему ясно, почему Кора не хочет обсуждать это с Деметрой: если за тысячи лет та так и не поняла, что у каждого своя мера горя, и…
– И что далеко не каждый мечтает стать подкормкой для тепличных растений, – мрачно закончила Кора, когда двери из стекла и белого пластика –наверно, роботы-уборщики наведываются к ним втрое чаще, чем к остальным – разъехались в стороны.
В отсеке Таната Железнокрылого горел яркий мертвенно-белый свет, стены казались белее бумаги, столы блестели светлым металлом столы – в общем, все, решительно все было максимально светлым. Единственным темным пятном оказались черные металлические крылья за плечами хозяина, который вышел встречать их на пороге другого отсека.
Высокий, чуть ниже Аида Кроновича, худощавый, в длинном белом халате поверх мундира, он мало отличался от врачей из медицинского отсека. Если, конечно, не считать тяжелых черных металлических крыльев, выпущенных в прорези халата на спине – Танат был киборгом. Кора посмотрела на него и решила, что начальнику медотсека, доктору Асклепию, крылья бы тоже очень пошли.
Глаза у Таната оказались серыми, волосы – русыми, а взгляд – острым, как скальпель в его руке.
– Что, опять? – сказал Аид вместо приветствия.
– Из-за какой-то мрази я вынужден пахать в две смены, – мрачно сказал Танат, протягивая Аиду руку в стерильной перчатке. – Кого ты ко мне привел?
Он явно не мог не заметить ни Кору, ни следы ее пребывания на штурманском мундире.
– Это Кора, дочь Деметры, – представил девушку штурман. – Танат Железнокрылый, лучший патологоанатом на этом корабле. И на этом свете.