Днк, или внебрачная дочь монстра - стр. 40

Когда Диана уже крепко спала, я сама начала готовиться ко сну.

Умылась, переоделась в пижаму и отпустила сестру. Она перед уходом снова мне показала, куда нажимать, если вдруг потребуется срочная помощь или, если мне или малышке что-то понадобится.

Забралась в кровать и, хотела было уже выключить светильник, как в палату вошёл…

«Макар?»                                

— Вы почему здесь? — прошептала удивлённо. — Уже почти ночь.

— Не смогу уснуть, — сказал он и проверил, как спит Диана.

Убедившись, что с дочерью всё в порядке и она сладко спит, Макар сел в кресло, что стояло рядом с её кроватью и, вдруг спросил у меня:

— Как ты?                            

К моему удивлению, Макар даже улыбнулся.

Пожала плечами.                    

— Нормально.                          

— Нервничаешь?                     

Вздохнула и кивнула ему.   

— Да. Очень.                         

— Я тоже, — признался Макар.

— Вам нужно отдохнуть. Возвращайтесь в гостиницу. Завтра Диана снова захочет оседлать вашу шею, — сказала я тихо и улыбнулась, вспомнив, как радовалась малышка, когда Макар с ней играл.

— Не смогу я уснуть, зная, что моя дочь в больнице.

— Диана просто спит и она не одна, — сказала я. — Когда проведут операцию… вот тогда и будем дежурить подле неё день и ночь… вдвоём.

Он ничего не ответил и только уставился в стену. Я заметила, что у него вокруг глаз морщинки стали видны чётче.

«Устал? Переживает? Боится?»                 

— Может, тогда выпьем чаю? — предложила я.

— Я выпил сегодня столько чая и кофе, что жидкость у меня скоро из ушей польётся, — вздохнул Макар. — Я посижу здесь с вами. А ты ложись и спи, не обращай на меня внимания. Я не стану тебе мешать.

«Он предлагает мне просто лечь и спать? Что-то в его присутствии как-то мне некомфортно засыпать».

— Макар Демидович… — заговорила я нравоучительным тоном, собираясь всеми усилиями отправить его в гостиницу и хорошо выспаться, но он не дал мне сказать, впрочем, эта его манера перебивать уже не удивляет меня.

— Прости… — произнёс он вдруг.  

— Э-эм… Что, простите? — не поняла я его.

— Прости, что сегодня накричал на тебя и провоцировал весь день, — он снова улыбнулся, но как-то грустно.

— Я не сержусь на вас, — ответила ему. — И всё понимаю. Вы переживаете за своего ребёнка и неосознанно срываетесь на окружающих.

Он покачал головой и усмехнулся, а потом серьёзным тоном произнёс:

— У меня от страха и переживаний за Диану аж поджилки трясутся. Умом понимаю, что врачи в этой клинике профессионалы и проведут операцию идеально. Я понимаю, что с Дианой обязательно всё будет хорошо и когда-то потом, я… то есть, мы, будем вспоминать эти больничные дни с улыбкой. Но… она ведь такая маленькая, такая хрупкая… Её маленькоетело будет долго болеть после операции… А я не хочу, чтобы моя малышка, моя девочка страдала… Не хочу, чтобы у неё хоть что-то болело. Это странное чувство тревоги и чего-то ещё терзает меня изнутри. Мне хочется взять и весь мир в дугу согнуть, что угодно сделать, но забрать у неё боль и проклятую болезнь.

Его слова были наполнены болью и страданием.

«Чёрт, он говорил искренне. Макар и правда, переживал за Диану». 

— Это называется любовью к своему ребёнку. Вы её отец и на инстинктах хотите защитить от любой боли, хотите поменяться с ней местами, чтобы забрать эту боль и страдания себе. Всё что вы испытываете — это нормально. Настоящие любящие родители всегда переживают за своих детей, Макар Демидович.