Дни прощаний - стр. 21

Ни ответа ни привета. Да и ничего удивительного.

Я принимаюсь расхаживать по комнате, но это не помогает.

Я молюсь молча, про себя. Но, повторюсь, я не отношусь к рьяным верующим, и молитва помогает не так хорошо, как хотелось бы.

Я опускаюсь на пол и начинаю отжиматься. Последний раз я делал отжимания на уроках физкультуры в средней школе[5]. Мои руки горят. Я сумел отжаться десять раз, прежде чем окончательно выбился из сил. Немного отдохнув, я продолжаю упражнения, и хотя не понимаю, зачем это делаю, становится немного легче.

– Карвер? – Я вздрагиваю от голоса Джорджии и жалею, что не запер дверь в комнату.

Я тут же вскакиваю с пола и отряхиваю пыль с ладоней.

– Да.

– Я поговорила с Эммой, и она собирается все рассказать своему отцу.

– Отлично.

– Чем это ты занимался?

– Отжимался.

– Зачем?

Иногда ты узнаешь о чем-то только в тот момент, когда слова срываются с твоих губ, словно информация хранилась внутри втайне от разума.

– На случай если… я отправлюсь за решетку, чтобы я мог защитить себя.

Джорджия качает головой, и ее глаза наполняются слезами, но она ничего не отвечает. Мое сердце гулко стучит в груди. Сестра обнимает меня.

– Мне надо немного поработать. А не то я застряну здесь с тобой на весь день.

– По крайней мере у меня не случилось еще одной панической атаки, правда? Я собираюсь в Перси Уорнер.

Парк Перси Уорнера располагается в десяти минутах ходьбы от моего дома и охватывает несколько акров леса со множеством тропинок. Иногда единственный способ справиться с проблемой – это оказаться в окружении чего-то более древнего, чем я и моя грусть.

Возможно, к тому времени, когда я вернусь домой, Джесмин ответит мне.

Они все сидят на диване Эли, положив рядом свои контроллеры, и, согнувшись пополам от смеха, комментируют мое последнее, особенно позорное поражение.

– Вы видели, куда свалилось его тело? – вопрошает Блейк, вытирая слезы.

– Послушайте, придурки, родители не разрешат мне купить игровую приставку. А у меня полно дел, поэтому я не сижу и не практикуюсь в играх двадцать четыре часа в неделю. Так что замолкните. Мне плевать, – отвечаю я.

Но мои объяснения вызывают лишь новые взрывы громкого гогота.

– Блэйд вертелся, стреляя и бросаясь гранатами, как сумасшедший, а потом вдруг кто-то просто подошел сзади и вырубил его прикладом ружья по башке, – замечает Марс.

– Представьте, если бы он на самом деле был в армии, – добавляет Эли.

– Да, пожалуйста, давайте, набрасывайтесь все вместе на несчастного лузера в компьютерных играх! – восклицаю я. – Конечно, Марс, ты играешь гораздо лучше, ведь у тебя это заложено генетически. Твой отец, кажется, служил на флоте?

Марс фыркает.

– Да, он был в составе морской пехоты в первую войну в Персидском заливе. И его наградили Бронзовой звездой и Пурпурным сердцем за какое-то дерьмо, о котором он не рассказывает. Только не пытайся сменить тему и заставить нас забыть о твоем позоре.

Блейк вскакивает и принимается вертеться, нанося удары по воздуху.

– Блэйд вопит: «Вот граната для тебя, и граната для тебя, и для тебя, и, конечно, не забудем о тебе!», – бормочет он преувеличенно монотонным голосом дошкольного воспитателя. И они втроем буквально заходятся от смеха.

– А что если Блэйду применить свои блестящие навыки в чем-нибудь еще? – спрашивает Марс, с трудом переводя дух.