Дневники Красной Шапочки - стр. 13

Я взяла тонкий, как колба, стакан и начала пить из него ледяную воду, и капли тоненькой струйкой потекли по подбородку и шее, ниже к ложбинке между грудей, оставляя мокрую прозрачную дорожку на ткани футболки.

Юрий сел в кресло в углу проверять распечатанный макет, а я, чтобы сгладить молчание комнаты, подошла к балкону и выглянула в окно, где на детской площадке одиноко скрипели качели, на которых сидела девочка в платье и белых носочках. «Прямо как у меня», – подумала я перед тем, как комната немного покачнулась, стены сдвинулись в сторону, а заунывный скрип ржавых качелей стал последним звуком в мертвой тишине квартиры, который я услышала…

Мне показалось, что я очнулась в другой жизни. Сначала я решила, что уже утро, и я в своей комнате дома, но присмотревшись, поняла, что это чужие белоснежные стены с бесконечным потолком, а я лежу на какой-то огромной кровати с туго натянутыми, словно в операционной, простынями. В голове, словно забитой ватными шариками, медленными ударами стучал пульс.

Во рту было сухо и жестко, словно я прополоскала его песком. По всему телу разлилась такая слабость, что я едва могла пошевелить пальцами рук. Где-то в глубине квартиры играла тихая музыка, и, прислушавшись, я узнала Вагнера: я как любая отличница из интеллигентной семьи регулярно ходила в филармонию.

– Все будет хорошо, малышка, – вдруг я услышала рядом тихий голос, и начала припоминать, где я нахожусь. И, словно предвосхищая мой вопрос, который я еще не успела задать, он объяснил. – Видимо, тебе стало плохо от жары, ты упала в обморок, такое случается… Ничего страшного... Я тебя отнес на кровать. Полежи здесь немного, и тебе станет лучше.

И хотя я по-прежнему едва могла пошевелиться, я с трудом повернула голову и увидела, что Юрий сидел рядом со мной на кровати, но уже без футболки. Его можно было бы назвать привлекательным с подтянутым прессом, стройным загорелым телом и темными густыми волосами, но не в тот раз и не в этой жизни.

Для меня он был слишком страшным и слишком взрослым мужчиной, хотя, как я понимаю сейчас, разница в возрасте у нас была всего в несколько лет.

– Я хочу пить, – только и смогла прошелестеть я высохшим от жажды голосом, и он, словно ожидая этого, взял в руки тот же тонкий бокал и, приподняв мою голову, начал медленно вливать мне в рот ледяную воду. Жидкость прозрачной змейкой поползла по голой коже, и я с ужасом поняла, что на мне нет моей футболки, и я лежу на кровати только в белье: в своих белых девственных трусиках и бюстгальтере из хлопка, которые покупала мне мама.

Инстинктивно я попыталась прикрыться ладонями, но почувствовала, как чужие сильные руки жёстко и властно остановили меня:

– Не бойся, Машенька. Ты такая красивая, я хочу только полюбоваться на тебя. Ты уже, наверное, целовалась с мальчиками? – Я вспомнила потные поцелуи без языка со своим другом Гришкой в темном подъезде, с таким близким и знакомым, который сейчас был где-то за тысячи световых лет от этой постели с чужим мужчиной. – Хочу только поцеловать тебя в губы, можно? – спросил он, и, не дожидаясь моего согласия, стал спускаться вниз к моему животу, – в эти губы.

– Пожалуйста, не надо, – только и смогла выговорить я непослушным слабым голосом, и волна стыда, а не страха, захлестнула меня, когда он медленно и осторожно стал оттягивать резинку моих трусиков, и, спустив их на бёдра, впился своими губами в мои. И тут я ощутила, как его жесткий и шершавый язык заполз внутрь, сминая и ломая мои белоснежные крылья.