Дневники экзорцистки 1, 2, 3 - стр. 18
– Ну что вы в самом деле! – расстроилась Клара. – Просто не нужно принимать всё слишком близко к сердцу.
– Если не буду принимать, то весь дом развалится, – слабо возразила Тамара, открывая глаза. – Управдом – это те самые три слона и черепаха, на которых держится мир и порядок в доме.
– Но вы же всего лишь один слон… вернее, одна… Нельзя же брать решение всех проблем только на себя, – посочувствовала Ирина. – Вам надо беречь нервы, стараться меньше переживать.
– Как же не нервничать, когда в тебя с девятого этажа банки летят? – резонно возразила Тамара и, увидев, что Ирина собирается оправдываться, перебила её: – Знаю, что ты не виновата. С квартирой у вас и правда что-то сверхъестественное творится. Я в этом доме с детства обитаю – почитай старожил уже, всё знаю.
Она поудобнее уселась на лавочке, достала из кармана носовой платок, промокнула, выступившую на лбу, испарину и начала рассказ:
– Первоначально в той злополучной квартире мужчина жил. Его все боялись. Он надзирателем в тюрьме работал, людей ненавидел, всех преступниками считал. Видимо, на почве работы свихнулся. Это называется – профдеформацией. У него и жена сначала была, и сын с дочкой. Только супруга потом сбежала. И девочку забрала. А сын с отцом-тюремщиком остался.
Соседи часто жаловались, что папаша на мальчика постоянно кричит, а порой и бьёт его. Только куда же жаловаться пойдёшь на такого изверга, если он сам в милиции служит. А мать тоже «хороша» – ребёнка с негодяем оставила и больше не показывалась.
Мальчик рос угрюмым, во дворе с детьми не играл, ни с кем не дружил. Всё на какие-то тренировки ходил, на соревнования ездил. Видно, хотел спортсменом известным стать. Не вышло. Как повзрослел – выпивать начал. Папаша его надзиратель потом умер, и парень совсем опустился – у пивного ларька медали свои, что на соревнованиях получал, обменивал на спиртное. Сестра его Танюша, что с матерью когда-то сбежала, часто навещала брата. Лечить его от алкоголизма пыталась, умоляла пить бросить – не помогло. Так и скончался подающий надежды спортсмен от некачественной водки.
Таня в наследство эту жилплощадь получила и стала сдавать внаём. Только у всех, кто квартиру снимал, жизнь ломалась. Первой там женщина поселилась с матерью- старушкой и двумя детками-погодками. Как въехали в трёшку, так и начали болеть все. Скорая постоянно к ним приезжала. Пару лет эта семейка промучилась, а потом благополучно сбежала.
После них в квартире новый жилец появился. Молодой композитор. Один он жил в трёх комнатах. Мог себе это позволить. Его песни хорошо раскупались, даже на радио звучали. Но, как только он в проклятом жилище обитать стал, так и музыка сочиняться перестала. Не то, чтобы совсем не сочинялась, что-то он всё же писал, но никто больше песни покупать не хотел. Говорили, ерунда у него теперь получается, не то что раньше.
Помню, смешной он такой был, худой, длинный, вечно лохматый какой-то, погружённый в мысли свои. Выйдет вечером, сядет вот тут на лавочку, напевает что-то себе под нос, руками дирижирует. Потом вскакивает и домой бежит, видимо, чтобы новую песню записать. Мы его Володенькой звали… Повесился он, несчастный. Прямо в зале на крюке люстры…
Последним жильцом был врач Борис Никольский. Хороший доктор, стоматолог. И жена у него имелась Анжелика. Интеллигентная такая вся, из хорошей семьи… Когда у них крики начались и скандалы, Лика долго не выдержала, к родителям сбежала. А Борис… у него видения стали случаться. Он в подъезд выбегал в одних трусах, хватал соседей за руки, рассказывал какие-то дикие истории: как будто к нему приходят зелёные лохматые существа и просят им зубы удалить потому, что, видите ли, шестьдесят зубов во рту – это слишком много. В конце концов Никольского забрали в психушку. Оттуда он уже не вернулся. Таня долго квартиру никому не сдавала, но, похоже, нужда всё же заставила… Теперь вот вы там оказались…