Дневник забайкальского казачьего офицера. Русско-японская война 1904–1905 гг. - стр. 45

Я разыскал Пепино, занявшего ту фанзу, в которой мы останавливались в последний раз; он так обрадовался моему возвращению, что меня растрогал. Хозяева фанзы со всеми слугами устроили мне радушный прием: «шибко знакомый ходя»[53]. Я с жадностью накинулся на вкусно приготовленный ужин, завалился на кану и заснул как убитый.

27 мая. Горячая ванна и чистое белье после похода – это такое наслаждение, с которым, кажется, ничто не может быть сравнимо. С непривычки спина и мышцы еще побаливали; но это скоро пройдет, нужно только втянуться, о чем позаботится генерал Ренненкампф.

Чтобы ближе познакомиться с офицерами отряда, я завел завтраки и ужины, когда бывали дневки, и приглашал 3–4 офицеров по количеству имевшихся приборов и тарелок. Сегодня я пригласил к завтраку командира второй сотни, есаула князя Меликова и офицеров сотни – Бобровского и прапорщика запаса барона Корфа. Князь Меликов забавно и талантливо рассказывал о грузинских и армянских военачальниках Кавказа, цитируя речи, приказы и патриотические обращения к войскам и местным жителям.

С Бобровским я познакомился раньше. Понравился мне очень барон Корф, скромный, молчаливый, немного застенчивый, он, наверно, был исполнительный и храбрый.

Ужинали у меня бывший лейб-драгун полковник барон Деллингсгаузен и бывший кавалергард есаул Бодиско. Пепино в восторге, что имелась разнообразная свежая провизия, даже небольшая форель, которую по его настоянию китайцы наловили наметом в Тайцзыхэ. Он готовил очень вкусно, но жаловался, что в китайской печи не мог печь слоеного теста и приготовлять разные изящные блюда своего репертуара.

28 мая. Завтракают войсковой старшина Трухин, младший полковой врач Терешкович, еврей, акушер и специалист по женским болезням; таких специалистов в армии было много. Он аккуратно вел свой дневник, записывая все названия пройденных деревень, цифровые данные и статистические сведения; он был добрый малый и в дружбе со всеми в полку. Пригласил я тоже хорунжего Мерчанского, сына полковника, командовавшего полком в первом корпусе.

В 4 часа все собрались в штаб дивизии, где нам передали, что завтра мы пойдем через Синхайлинский перевал на Малюпау, а оттуда сделаем набег на Сипингай, где, по словам войскового старшины Аргунского полка Хрулева, стоял японский отряд в составе одной роты пехоты и двух эскадронов кавалерии.

Я рассказал собравшимся офицерам в присутствии Николаева о действиях Дмитренки и о том, что его ожидала виселица. При первой части моего рассказа Николаев вставил, что Дмитренко его кунак и что он лихой малый. Когда же я дошел до его предания суду и ожидавшей его участи, то он весь позеленел, зная за собою те же грехи, за которые должен был поплатиться Дмитренко.

29 мая. Погода солнечная, жарко. Мы выступили в 7 часов утра и втянулись в красивое ущелье с богатою растительностью. Около полудня начали подниматься на длинный и крутой перевал Сынкоулин, сперва по колесной дороге, потом по каменистому руслу горного потока с обломками скал, заграждавшими путь, и через которые лошади перебирались с трудом. Безоблачное небо вдруг покрылось тучами, и разразилась над нами гроза с проливным дождем и градом. Сначала это было приятно: намокшее платье освежило нас, но понемногу холодный ветер пронизывал насквозь, и зуб на зуб не попадал. Лошади скользили по камням, оступались постоянно и падали. Я шел или, скорее, карабкался, пешком, но скоро мои непромокаемые сапоги настолько наполнились водою, что я не был в состоянии лезть в них на гору; я сел на Карабаха, который привычной ногой пробирался между скал. Поднимались мы часа три по отчаянной тропе, где, казалось бы, невозможно пройти; спуск оказался еще труднее.