Дневник священника. Мысли и записки - стр. 24

А вторая прихожанка (с ней также сегодня беседовал), сын которой попал в больницу, получила совет от одной монахини: – Прочитай за сына сорок акафистов. Если не поможет – повтори.

Она купила акафист, встала перед иконой и… прочитала подряд сорок раз. Я в изумлении:

– Надо ж было по акафисту в день читать!..

Она:

– Я же не знала.

Спрашиваю:

– И сколько времени это заняло?

– Встала в одиннадцать утра и в одиннадцать вечера закончила…

Моя собеседница продолжает:

– Я позвонила в больницу, и мне сказали, что сыну стало легче. Я подумала, что надо вторую часть совета матушки исполнить. Встала и прочитала еще сорок акафистов.

…Когда женщина замолчала, я обнаружил, что сижу с открытым от изумления ртом.

Едва ли нужно говорить, что сын этой женщины быстро поправился и сейчас чувствует себя великолепно. J Вот это любовь матери!

…

Люди друг другу причиняют столько страдания, столько боли… И ведь не чужим, не врагам, что еще можно было бы как-то понять, но своим. Зачем?..

В 1930-е годы муж избил до смерти беременную жену. Она умерла, извергнув ребенка. Ребенок (мальчик) попал в приют, муж пошел в тюрьму. Через несколько лет муж вернулся и забрал сына из приюта. Как он его воспитывал, как сложилась их жизнь – не знаю. Знаю, что этот мальчик в свое время, в 1960-е, сам стал отцом. У него родилась дочь. Он так издевался над своей дочерью, так ее запугал, что та тряслась от одного голоса отца. Просила защиты у мамы, а та только и могла, что посоветовать малютке:

– Ты отца берегись, он ведь и прибить может.

Девочка выросла. Она выросла несчастной, с грузом психологических проблем и травм. Жизнь семейная не сложилась, как и вообще жизнь: не смогла открыться миру, считая себя за «ничто». Все время работала на низкоквалифицированной работе типа вахтера или билетерши.

И вот пришла к вере. Впервые переступила порог храма. Исповедалась и причастилась.

Мы сидим рядом на скамейке и беседуем. Рассказывает, как ее отец (он до сих пор жив) приходит к ней раз в месяц. Спрашиваю:

– Зачем?

– Ну, он уже старый и понимает, что, если сляжет и будет нужна помощь, он только от меня ее может получить. Поэтому поддерживает отношения.

Отец до сих пор, приходя в гости, третирует дочь, прощения никогда не просил.

Я говорю, что надо начинать с того, чтобы поговорить с отцом.

– В следующий раз, как придет, надо, – говорю, – вам сесть друг напротив друга и откровенно поговорить. Так открытым текстом и скажите: «Знаешь, папа… Я тебя не могу простить за все то, что было со мною в детстве. Что мне, папа, делать? Как мне тебя простить? Давай с тобой об этом поговорим». Начинать, – говорю, – надо с этого. Это нужно прежде всего, дорогая С., вам, хотя и отцу тоже. Если не начать об этом говорить, если не начать побеждать этот кошмар, вы так и останетесь униженным, забитым существом. Вы должны преодолеть страх и начать разговор.

При этих словах лицо моей собеседницы исказилось от страха и боли. Она начала трястись. Не образно говоря, а в самом прямом смысле трястись. Ее била такая сильная дрожь, что она подпрыгивала и сотрясалась всем телом вместе со скамейкой, на которой сидела, и я, между прочим, сидел. Скамейка под нами начала жуткую пляску. С. стала громко рыдать. Сквозь всхлипывания она говорила:

– Не могу, не могу, я так боюсь…