Дневник незначительного лица - стр. 3

Зашел Фармерсон, чтоб лично заняться скребком. Кажется, он человек вполне приличный. Говорит, что обычно сам не занимается такими мелочами, но готов потрудиться ради меня. Я поблагодарил его и отправился в город. Возмутительно поздно позволяют себе являться некоторые молодые чиновники. Троим я даже объявил, что если мистер Джокер, наш начальник, об этом узнает, то их могут и уволить.

Питт, молоко на губах не обсохло, у нас без году неделя, ответил мне:

– А вы-то чего кипятитесь!

Я уведомил его, что имею честь уже двадцать лет служить в нашей канцелярии, на что мне было нагло отвечено:

– Оно и видно!

Я с презреньем смерил его взглядом и сказал:

– Я требую от вас известного уважения, сэр.

И он ответил:

– И пожалуйста, и требуйте себе на здоровье.

На этом я прекратил наш разговор. Подобным людям ничего не докажешь. Вечером зашел Тамм и опять стал сетовать на запах краски. Тамм порой ужасно действует на нервы своими замечаниями, а порой даже переходит все границы; Кэрри однажды весьма уместно ему напомнила о своем присутствии.

Горчица, салат и редис еще не взошли. Сегодня был день неприятностей. Я пропустил автобус в восемь сорок пять, объясняясь с разносчиком из бакалейной, который имел наглость приволочить свою корзину к парадному, уже повторно, при этом наследив своими грязными сапогами на свежевымытом крыльце. Он оправдывался тем, что четверть часа кряду стучал кулаком в боковую дверь. Сообразив, что Сара, наша служанка, могла его не услышать, ибо убирала спальни наверху, я вследствие этого осведомился у мальчишки, отчего же он не позвонил в звонок? Он отвечал, что и хотел позвонить, и даже потянул за ручку, но она осталась у него в руке.

Я на полчаса опоздал на службу, дело прежде никогда не виданное. За последнее время у нас происходило немало служебных нарушений, и мистер Джокер, наш начальник, как на грех, вздумал именно сегодня с утра пораньше нам учинить разнос. Кто-то сумел уведомить других. В результате опоздал только я один. Спасибо Баклингу, он, молодец, выгородил меня. Проходя мимо стола Питта, я слышал, как тот сказал соседу:

– Возмутительно поздно позволяют себе являться некоторые старшие чиновники!

Нисколько не сомневаюсь, что метил он в меня. Я оставил это замечание без ответа и только смерил его взглядом, который, как это ни печально, вызвал у обоих чиновников приступ смеха. Потом уже сообразил, что можно было сделать вид, будто просто я ничего не слышал, так вышло бы даже еще достойней. Вечером зашел Туттерс, играли в домино.

Горчица, салат и редис все еще не взошли. Оставил Фармерсона чинить скребок, но по возвращении обнаружил, что работают уже трое. Я спросил, что это означает, и Фармерсон объяснил, что при выкапывании свежей ямы он продырявил газовую трубу. Нелепо, он сказал, прокладывать ее в подобном месте, и глупейший человек был тот, кто такое учинил, видно, он ничего не смыслил в своем деле. Я чувствовал, что эти оправдания не утешают меня в тех расходах, которые придется понести.

Вечером, после чая, заглянул Тамм, мы посидели – покурили в гостиной для завтраков. Потом к нам присоединилась и Кэрри, но скоро она ушла, ссылаясь на то, что ей трудно выносить этот дым. Мне тоже, в общем, было трудно его выносить, потому что Тамм преподнес мне то, что назвал он зеленой сигарой, которую друг его Парикмах только что привез из Америки. Сигара отнюдь не выглядела зеленой, в отличие, полагаю, от меня; докурив до половины, я вынужден был ретироваться под предлогом, что мне надо сказать Саре, чтобы принесла рюмки.