Дневник начальника следствия из «Матросской Тишины» - стр. 15
Ну, да ладно. В Москве прошел сильный дождь, даже ливень. Но в камере особого облегчения не чувствуется. Обливаемся и этим спасаемся. Прогулка утром, где-то около 10 часов, поднимаемся наверх, в каменный мешок размером 5×6, сверху металлические прутья и сетка. Сквозь нее – краешек неба. Так хочется просочиться сквозь эту сетку и улететь. Забыть все, как кошмарный сон. Но нет, пока сон продолжается.
Подъем. Зарядка. Очередной день впереди. Жара не спадает. Врачи советуют на солнце не сидеть и почаще обливаться водой. На солнце нас не выпускают, а водой мы обливаемся. Вчера забрали телевизор. Так что мы в тоске и печали. Объяснили нам, что, якобы, его хозяин появился. Но это бред, понятно. Видно, отдали тому, у кого деньги есть. А нам так и не сообщают – поступили деньги на счет или нет. «Пишите заявления», – так нам говорят. Сколько писать можно, и куда эти заявления складывают? Ни на одно из заявлений ответа я не получил.
Идут дни за днями. Жду августа. Писем из дома тоже нет, видно, держат, не пропускают. В Питере хоть на электронный адрес записки из дома приходили, и я был спокоен за родных, и они не нервничали. А тут я спрашиваю: «У вас есть электронная почта?» А мне отвечают, мол, пишите заявление. Вы получили ответ на заявление? Нет? Я тоже. Формализмом пронизана вся система сверху донизу. До человека нет никакого дела. Считают, что все преступники, и с ними церемониться нечего. Вот так.
Тоска схватила за горло. Что-то мне нехорошо. Где взять силы, чтобы бороться с этим беспределом? За что мне все это? Ведь я ни в чем не виноват, почему эти сволочи так вцепились в меня? Что им надо? Мясо надо! Они жрать хотят, а я, видно, подходящая добыча. Надо взять себя в руки, я не первый. Надо драться! Надо настроить себя. Вспомни всех, кто сидел ни за что, и они боролись, боролись, боролись.
Как легко можно поломать жизнь человеку. Раз! И все изменилось. Ладно! Надо держаться.
Подъем. Зарядка. С самого утра стоит жара. Душно. Дышать трудно. Хоть бы жара закончилась. Прошла еще одна неделя. Скоро должен появиться адвокат, будет веселей. От Полины пришли письмо и передача. Пишет, что деньги бросила на счет, но мне пока ничего не сообщили, несмотря на все мои заявления. Деньги будут, хоть смогу купить что-нибудь, а то эту баланду уже жрать невозможно. Написать «есть» даже неудобно, качество пищи не позволяет. Предстоит сегодня очень жаркий день.
Подъем. Зарядка. Раз пишу, надо выполнять. Вчерашний день побил все рекорды. За все время наблюдения в Москве не было температуры выше 36.7 градусов. Сегодня с утра погода повторяется. Ночью не спалось, пришлось все время читать, а то мысли все время бродят вокруг дела. Так можно и с ума сойти. Пишу рассказы, уже отдельно, в тетради. Воспоминания о работе советской милиции. Сергей, напарник по несчастью, прочитал и сказал, что, вроде бы, интересно.
Буду дальше писать, так хоть отвлечься можно.
Сижу на спецблоке, где особо опасные преступники. На камерах даже надпись: «Внимание! Особый контроль». Правда, на моей камере надписи нет. Но, видно, все равно «особо опасный». Выходишь из камеры, тебя осматривают с металлоискателем. Возвращаешься – то же самое. Периодически в камере делают обыск, здесь это называется «шмон». По утрам обстукивают деревянной кувалдой койки. Оказывается, туда можно спрятать металлические ножи, заточки и т. д. Отношение со стороны сотрудников нормальное, спокойное. Нас не нервируют, и мы никого не нервируем. Вот так и живем. Хлеб выдают буханкой, но он разрезан на три части, для проверки, нет ли там чего-либо внутри. Чтобы порезать его, приспосабливаем пластик, его только точить надо. Сердцевину хлеба не едим, т. к. в него добавляют уксус или что-то еще, и он невкусный. Добавляют из-за того, что умудряются из хлеба гнать самогон градусов на 50, и это при всех обысках.