Дневник доктора Финлея - стр. 20
Самое меньшее – шесть дней, самое большее – шесть недель, столько оставалось жить Дженни Сазерленд.
– Тебе придется лечь в больницу, девочка, – помедлив, сказал он.
На что она быстро ответила:
– Я не могу оставить детей. И Нед… у него важный матч… это же расстроит его, о, это ужасно его расстроит! Это вообще никуда не годится. – Она помолчала. – Может, я подожду до окончания матча?
– Ну да, Дженни, если хочешь, можешь подождать.
Вглядываясь в его полное сочувствия лицо, она вдруг осознала всю значимость этих слов. Она сильно прикусила губу. И, помолчав, ответила, с трудом подбирая слова:
– Понимаю, доктор, теперь понимаю. Вы хотите сказать, что в любом случае это не имеет большого значения?
Он опустил глаза. Она обо всем догадалась.
Утро великого поединка выдалось туманным, но еще до наступления полудня великолепное солнце пробилось сквозь туман. Город, напрягшийся от страшного волнения, был тих.
Уже в одиннадцать часов, опасаясь остаться без места, к парку потянулись люди. Не Нед, конечно! Нед лежал в постели, как всегда набираясь сил перед матчем. Вообще, у него был особенный распорядок дня, у Неда, и этот день был еще более особенным.
В десять Дженни принесла ему завтрак на большом подносе: кашу, два вареных яйца и великолепную овсяную лепешку, испеченную ею. Затем она отправилась на кухню, чтобы сварить особый мясной бульон, который вместе с двумя ломтиками тоста составлял его ланч в игровые дни.
Когда она стояла у плиты, до нее донесся капризный голос Неда:
– Принеси-ка еще одно яйцо заодно с супом. Думаю, оно будет мне не лишним.
Услышав эти слова, она в отчаянии прижала ладонь ко рту, затем с виноватым видом вошла в спальню:
– Прости меня, Нед! Сегодня утром я отдала тебе последнее яйцо в доме.
Он уставился на нее:
– Тогда пошли еще за одним.
– Если ты дашь денег, Нед.
– Деньги! Боже! Всегда эти деньги! Разве нельзя получить в кредит?
Она медленно покачала головой:
– Ты же знаешь, что с этим давно покончено.
– Боже мой! – взорвался он. – Но ты же отличная хозяйка. Хорошенькое дело, если меня отправляют голодным на поле. Ну тогда быстро принеси мой суп и побольше тостов. Поторопись, а то не успеешь меня растереть. И ради всего святого, успокой своих паршивцев. Сегодня утром от их криков я чуть не оглох.
Она молча вернулась на кухню и предостерегающим жестом утихомирила двух маленьких детей. Остальные встали довольно рано и, чтобы не мешать отцу, были отправлены играть на лужайке.
Потом она принесла суп и стояла у кровати, пока Нед шумно хлебал из тарелки. После очередного глотка он угрюмо посмотрел на нее:
– Ну что это ты у меня такая хмурая – от такой физиономии и француз дрогнет? Видит Бог, последние четыре дня от тебя ни одной улыбки.
Она изобразила улыбку – смутную, неуверенную пародию на улыбку.
– По правде говоря, Нед, в последнее время я чувствую себя не очень хорошо.
– Ага! Давай жалуйся, когда у меня на носу кубковый матч. Проклятье! Как тут с ума не сойти, когда ты все стонешь да охаешь.
– Я не жалуюсь, Нед, – поспешно сказала она.
– Тогда иди возьми мазь и натри мужа.
Лежа на спине, он вытянул мускулистую ногу. Дженни принесла мазь и начала привычное растирание.
– Сильнее! Сильнее! – настаивал он. – Напрягись хоть немножко. Чтобы мазь впиталась.
От слабости всю ее прошиб пот, и ей стоило огромных усилий закончить эту процедуру. Наконец он хмыкнул: