Дневник. 1917-1919 - стр. 59
Соседний 27-й корпус объявил, что будет всемерно поддерживать власть народных комиссаров и начинает переговоры о мире; наши комитеты все присоединились к этому решению. Задерживаю свой отъезд, желая дождаться приезда заместителя; оставаться и изображать какую-то гнусную пародию на корпусного командира не могу и не хочу.
После обеда получены две телеграммы, достаточно ярко показывающие, в какие руки попала всероссийская власть и какой курс она принимает; первая телеграмма – за подписями новых дуумвиров Ленина и Троцкого, призывающая к беспощадной борьбе против буржуев, помещиков и чиновников; ко всем инакомыслящим приказывается применять ни перед чем не останавливающийся террор, с заключением в Петропавловку и кронштадтские форты. Вся горечь современной действительности, все грехи прошлого и вся ответственность и за прошлое, и за будущее очень искусно сваливаются на буржуазию и на контрреволюционных генералов; по-видимому, мы уже не только в преддверии, но уже в сенях самой черной коммуны, но уже не в парижской, а в чисто русской редакции.
Другая телеграмма – из противоположного лагеря от еще уцелевшего где-то Комитета спасения Родины и Революции (тошнота берет от одного этого названия) с призывом к массам одуматься и понять, к чему ведет Россию сепаратный мир и соглашение с немцами. Неравная опять борьба: у красных – дерзкая, чисто каторжная решительность, оглушительное действие и самые крайние средства террора; а у их противников – жалкие уговоры, искание тех струн, которых у слушателей нет, и попытки заставить понять головой и почувствовать сердцем тех, у которых эти органы к таким операциям не приспособлены. По-прежнему интеллигентные классы пытаются разговаривать с массами своего собственного измышления и не замечают всей бесполезности такого занятия; неужели восьми месяцев было мало для того, чтобы убедиться, что все эти нежные средства не по адресу направлены и совершенно негодны.
Тот рейс, которым несутся события, заставляет бояться, что всех нас ждут впереди еще более ужасные дни, еще более тяжкие испытания. Временное правительство не сумело приручить зверей; большевики же спустили зверя с цепей, и начинается его царство; пока его не запрут опять (на что мало надежды), или он сам не подохнет, до тех пор будет мрак и ужас, стоны, смерть и кровь.
Нужны великие муки и страшные испытания для того, чтобы массы постигли, что людям нельзя жить по-звериному.
Вечером получили телеграмму армискома, что в его состав возвратились ушедшие ранее социалисты и что армиском принял на себя поручение начать с немцами мирные переговоры; корпусные представители умеренных социалистов говорят, что им пришлось изменить свою тактику ввиду безвыходности создавшегося положения и для того, чтобы, приняв участие в переговорах, постараться побольше спасти и выторговать в пользу России, не давая большевикам сделать всё это единолично и в крайних, несомненно, крайне вредных для нас тонах.
Погода стоит как нельзя хуже, дороги стали совершенно непроезжими; в окопах, блиндажах и бараках-землянках невероятно грязно и мерзко, ибо ни чистить, ни поправлять никто из товарищей не хочет; крутости окопов обвалились, половина окопов залита жидкой грязью; под нарами навозные кучи; товарищи отправляют все естественные потребности тут же, в соседних ходах сообщения и рядом с землянками; все помещения обратились в какие-то свалки соломенной трухи, подсолнуховой шелухи, костей, консервных банок, корок хлеба и т.п.