Дневник. 1917-1919 - стр. 56
Из сообщения Ставки выяснилось, что Духонин даже не отказался прямо начать мирные переговоры, а только запросил, какими путями можно осуществить присланное ему распоряжение, так как ему известно, что на подобное заявление, обращенное полторы недели тому назад к союзникам и к врагам со стороны «правительства», никакого ответа не последовало.
Опять приезжали французы; из разговоров с ними убедился, что союзники совершенно не понимают того ужасного состояния, в котором находятся и армии, и вся страна. Французский майор из состава военной миссии разливался на тему, что они не имеют права вмешиваться в наши внутренние дела из чувства деликатности и что они глубоко уверены в том, что то, что сейчас у нас происходит, это лишь временное явление, так как несомненно, что Россия скоро опомнится и наши солдаты поймут недопустимость сепаратного мира.
По обстановке было совершенно бесполезно говорить этому слепому, глухому и, очевидно, очень легкомысленному представителю французской армии, как глубоко и безнадежно он ошибается, да я и не вправе пускаться в такие откровенности. Сказать всё это давно, и сказать громко, резко, ничего не скрывая, должна была Ставка, и если не хотел Керенский, то обязаны были сделать начальник его штаба и главнокомандующие фронтами (так же точно, как они обязаны были в конце 1916 года сказать всю правду государю и не морочить его уверениями в полном спокойствии и верноподданности). Но неспособные сказать правду своему царю, они не сумели развязать своих языков и тогда, когда каждый день и час грозно кричал о том, куда катится их страна и руководимые ими армии.
Всё утро провел в корпусном комитете при многолюдном участии представителей от всех частей, «защищая» разработанный мной проект последовательной смены дивизий на боевых участках, на началах абсолютной справедливости; всё было изложено так ясно, что все комитеты приняли его единогласно и обещали привести в исполнение.
Но ни у комитетов, ни у сидевшего тут же корпусного комиссара нет никаких средств заставить полки выполнить эту схему в том случае, если какой-либо из полков закинется и не захочет повиноваться.
В радио Крыленки о немедленном заключении перемирия имеется пункт, приказывающий арестовать всех генералов; однако этот пункт до сих пор не выполнен.
Радио и декреты сыпятся, как из мешка; даже большевистские комитеты ошалели и временами становятся в тупик над получаемыми распоряжениями и их удивительной редакцией.
10 ноября. Заключение перемирия возложено Петроградом на военно-революционный комитет 5-й армии как, вероятно, на наиболее надежный.
В своих заявлениях Ленин и Троцкий договорились до того, что «законы» и «парламентская техника» – это «выдумки буржуазии». Конечно, это всё условности известного порядка человеческого сожительства, но ведь надо же хоть чем-нибудь отличаться от зверей.
Хлеб на фронте подходит к концу; какой может быть подвоз в стране, охваченной анархией и междоусобицей? Большевики обещают, что хлеб будет, и накоротке, вероятно, что-нибудь и сделают, ибо решительности им занимать ни у кого не приходится. Но никакая держимордовщина не поможет там, где при массовых потребностях может выручить только система сбора, налаженность подвоза и вообще отчетливая работа всего аппарата снабжений.