Дневная книга (сборник) - стр. 25
Не знаю, известно ли тебе, что леса переселяются?
Следует исходить из того факта, что родной язык и материнское молоко связаны. Если хочешь забыть язык, которому тебя учили с первых дней, нужно забыть и пищу, полученную от матери, пищу, на которой ты вырос. Еда, сваренная под песню, приобретает вкус слов этой песни. Поэтому из Шида я отправился прямо в Белград. Взял свой спрятанный у друга заграничный паспорт, купил билет на автобус до Будапешта, в Будапеште попросил и получил визу в Словению на двадцать четыре часа и продолжил путешествие на автобусе до словенско-итальянской границы. Там встретился с одной итальянкой, молоденькой и хорошенькой, которая в своем роскошном автомобиле, размахивая разрешением на пересечение границы, за сто марок перевозила в Триест беглецов из Сербии вроде меня… Благодаря ей и я оказался по ту сторону границы и тут же поднялся на заросший кипарисами холм, где стояла старая триестская базилика. Я решил пообедать. Открыл меню, и тут меня осенило. Передо мной было дивное собрание итальянских блюд с их непереводимыми названиями. Именно в этот миг я решил никогда больше не переводить на свой язык никакого меню. Заказывай все, что красиво звучит, и будь что будет, а свою, сербскую, еду забудь. Забудь раз и навсегда. Вместе со всеми ее точно так же непереводимыми названиями.
Вот таким образом там, в тени кипарисов, был усвоен второй урок. И я снова подумал о тебе.
Не знаю, известно ли тебе, что леса переселяются? Стоит им сняться с места, как они начинают медленное и непрерывное движение…
В Триесте я попытался найти работу. Какую работу в разгар войны в Боснии может найти серб без итальянской печати в паспорте? Мне посоветовали поехать в Павию, где начался демонтаж старой телефонной станции. Сейчас я помогаю здесь на расчистке территории. Мы разрезаем металлическую конструкцию и грузим на самосвалы огромные блоки и заржавевшие железные балки. От такой работы рукавицы разлезаются, как паутина, ломаются ногти, и среди нас нет ни одного человека, не получившего травму. Иногда хозяину приходится возить кого-нибудь из рабочих на перевязку за восемьдесят километров в городок, где у него знакомый врач, который согласился держать язык за зубами и не распространяться о том, что тот нелегально нанимает беженцев из Сербии. Но две вещи несомненно хороши в этой истории – то, что можно бесплатно звонить по телефону куда угодно, даже в Париж, чем я и занимаюсь все свободное время… А второе – то, что все, кто меня окружает, в основном молчат. Молчат потому, что в большинстве своем они сербы и любой ценой стараются скрыть это. Стоит кому-то выдать себя, и он тут же лишится куска хлеба. Таким образом, обстоятельства заставили меня выучить и третий урок курса «Как быстро и легко забыть сербский». Правило простое: «Никогда и ни с каким сербом не разговаривай больше по-сербски». И я усердно говорю на твоем французском, держа рукавицей допотопную металлическую телефонную трубку.
Не знаю, известно ли тебе, что леса переселяются? Стоит им сняться с места, как они начинают медленное и непрерывное движение в поисках места получше…
У меня уже были повреждены колено и локоть, когда вдруг заболел водитель огромного самосвала, груженного металлическим ломом, который нужно было вывезти. Я вызвался заменить шофера. Сделал два коротких рейса, пользуясь вместо документов путевым листом фирмы, которая демонтировала телефонную станцию. Хозяин остался вполне доволен этим и доверил мне, оплатив вперед все дорожные расходы, длительную поездку в сторону французской границы. Тут уж я почувствовал себя в седле. Мне всегда страстно хотелось нестись в тяжелом грузовике по бесконечной автостраде. По сравнению с танком мой самосвал казался просто игрушкой. Передо мной лежала вся Италия.