Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала…» - стр. 15
Командир батальона и его начальник штаба знали друг друга много лет, потому могли разговаривать начистоту, без глупой бравады и показной храбрости. Если на двоих съеден не один пуд соли и сожжены несчитаные пуды пороха, то можно откровенно признаться в маленьких слабостях. Ванька поймет – у самого не единожды после дела дрожали колени. Перед боем и во время него – никогда, а по окончании…
– Сейчас людей пошлю трофеи собрать. – Лопухин вопросительно посмотрел на капитана, ожидая подтверждения, и, увидев одобрительный кивок, рассмеялся: – Заодно твои дивизии пересчитаем. Двенадцать там или восемнадцать… чего их, супостатов, жалеть-то?
– За приписки взгреют.
– Да шучу я, шучу! – пошел на попятную начальник штаба.
Он и сам прекрасно помнил грозный указ государя-императора, позднее лично озвученный Павлом Петровичем на общем построении дивизии. Его Величество испытывал вполне объяснимую приязнь к Красной гвардии, поэтому всегда старался говорить без намеков и двусмысленностей. Грубовато, конечно, получалось, но ведь не перед воспитанницами Смольного выступал! Солдаты, кстати, после этих встреч пребывали в энтузиазме, да и офицеры не упускали возможности узнать несколько новых слов.
А государь тогда выразился, да…
– Я не помню точно, кто сказал первым, будто война должна сама себя кормить, но это сказал идиот и сукин сын! Поэтому отставим в сторону троцкистские лозунги и заявим со всей большевистской прямотой – война никогда и никого не кормит! Эта гидра жрет все, что попадется под хищные щупальца. И наша задача – хоть немного приуменьшить нанесенный ее прожорливостью ущерб.
Император прервался и строгим отеческим взглядом обвел застывших в строю красногвардейцев:
– Так что, господа, приоритетной задачей становится не только уничтожение врага, который через месяц обязательно внезапно вторгнется в наши пределы, но и нанесение ему максимального материального ущерба. Это о трофеях, если кто не понял. Но! Попрошу обратить внимание на строгую отчетность. Построение великой Империи невозможно без учета, учета и еще раз учета! Россия верит в вас, товарищи!
Вот теперь и думай, что написать в победной реляции. Многовековые традиции составления донесений требуют указать хотя бы один разбитый полк, но новые веяния рекомендуют сообщать чистую правду. А как же ордена и прочие монаршьи милости? Какое-то внутреннее противоречие получается. И угораздило же Федора притащить за собой гусар! Нет бы их обоз! Вот всегда так – командир пойдет и победит, а бумажная работа достается начальнику штаба. Эх, грехи наши тяжкие!
– О чем вздыхаете, Иван Михайлович?
Лопухин обернулся и улыбнулся с преувеличенной приветливостью. Призванный из запаса отец Михаил был в батальоне человеком новым и заменил сломавшего ногу батюшку Мефодия буквально перед операцией. Не хирургической, разумеется, а военной. Вид священник имел самый грозный, но до прежнего, пострадавшего при парашютном прыжке с воздушного шара, малость не дотягивал. Ну да, пистолет на поясе и винтовка за спиной, но все равно что-то не то. Может быть, доброты во взгляде не хватает?
И, кстати, почему он с оружием? Раньше военные священники все больше молитвами и личным примером обходились. Кроме нынешнего обер-прокурора Священного синода, но там особая статья. Ведь за убийство извержение из сана полагается, не так ли?