Дитя дорог - стр. 22
– Я буду говорить с тобой по-русски. Как тебя зовут, девочка?
– Татьяна Петренко, – декламирую я.
В моих ушах еще звучит голос настоящей Тани Петренко, когда она себя представляла в классе.
– Я Людмила Александровна. Сколько тебе лет?
– Я большая.
– Я вижу. Ты очень большая! Как же ты попала в такую беду?
Я опять декламирую свой старый рассказ: мои родители погибли в бомбежке, когда они сели в поезд, который уничтожила бомбежка. А я осталась на перроне одна (никто до сих пор не возражал против моего рассказа)
– Вы меня оставите здесь?
– Конечно! Пока ты не будешь совершенно здоровой.
Людмила Александровна выходит и начинается «главная чистка»! Сестры меня моют, бреют мне голову, дают мне горшок. Моют меня горячей водой и стиральным мылом. Они меня сажают на стул, завернутой в полотенце. Приносят матрас, белые простыни и подушку. Начинаю плакать. Белые простыни. Вспоминаю свою кроватку.
– Не реветь! Сейчас будем смотреть твои ноги.
– Это больно!
– Ничего не больно! Мы тебе намажем ноги жиром.
– Замерзла до костей!
– Я не уверенна, что это останется.
– А если останется, так что?!
– Нет… русская девочка из Бесарабии… ты не видишь! Говорит на очень правильном русском языке… наверно из богатых?!
Я понимаю, что моя судьба решена. Не будет у меня пальцев ни на руках, ни на ногах. Боюсь этих сестер. Они ведут себя хладнокровно, но я думаю, что они видят во мне новую тягость к их тяжелым заданиям, которые они выполняли до сих пор.
Не задаю никаких вопросов! Благодарю сестер за все, что они для меня сделали. Слезы текут сами по себе из глаз.
– Перестань нас благодарить! Мы заботимся обо всех наших больных, а ты одна из них. Не реветь. Сейчас принесем тебе суп.
Когда они выходят, я понимаю, что в жизни этих людей нет привычки к вежливости. Я себе говорю, что лучше поменьше разговаривать. Так я попала в больницу!
На следующий день рано утром я слышу дикие крики! Привезли роженицу и положили ее на кровать у окна. Это, наверно, роженица, о которой мне говорили вчера. Роженица была красная, как свекла, толстая, одетая в теплую крестьянскую одежду. Я понимаю, что произойдет. Понятия не имею, как это будет, я очень, очень хочу понять, что будет происходить. Вместе с роженицей вошла целая гурьба женщин, они тоже орут во все голоса. Это для того, чтобы ее успокоить! Раздевают ее и кладут на кровать, я стараюсь исчезнуть под одеялом. Я не хочу, чтобы они видели, что я вижу. Роды были очень длинные. Сначала комната опустела. Осталась только акушерка, которая без конца орала всякие нежные слова, крестилась и молилась! Она тоже была красная и потная. Вдруг я слышу дикий и страшный крик! Новый крик! Сладкий крик! Есть ребенок! Акушерка повернулась ко мне и увидела, что я выпрямилась и оперлась на локоть. Она увидела, что я вижу весь процесс, который происходит за моей спиной. Но она не сердится.
– Молись, девочка, молись. Во весь голос молись, чтобы все прошло нормально.
Я вспоминаю молитвы, которым меня учила моя дорогая няня. «Отче наш» известная молитва в христианской церкви.
– Твоя молитва помогает! Ребенок совершенно здоров! Ой! Это не мальчик! Это девочка!
Мне показалось, что есть нотка сожаления в ее голосе.
Дверь раскрывается, все бабы влетают в комнату с криками и плачем. Узлы открываются. Эти таинственные узлы интересовали меня с самого начала, я поняла, что там вещи, о которых я могла только мечтать. Из узлов появляются всякие яства приготовленные для этой цели. Могу сказать, что эта сцена мне очень-очень нравится! Акушерка во весь голос возвещает: