Директива Джэнсона - стр. 22

– Позвольте догадаться самому, – остановил ее Джэнсон. – У вас состоялась «жутко конфиденциальная беседа», в ходе которой всплыло мое имя.

– И неоднократно. О вас очень высоко отзывались высокопоставленные сотрудники госдепа и ЦРУ. Вы больше не состоите на государственной службе. Теперь вы вольный стрелок, при этом у вас по всему миру остались связи с вашими коллегами – точнее, с вашими бывшими коллегами. В Отделе консульских операций люди, хорошо знавшие вас по совместной работе, в один голос утверждали, что «Полу Джэнсону нет равных в том, чем он занимается». По-моему, я передаю их отзывы дословно.

– Настоящее время может ввести в заблуждение. Вам сказали, что я уволился. Не знаю, объяснили ли почему.

– Главное, теперь вы сам себе хозяин, – сказала Марта. – Ваши пути с отделом консульских операций разошлись пять лет назад.

Джэнсон склонил голову набок.

– Вам никогда не приходилось, попрощавшись с кем-то на улице, потом с раздражением обнаруживать, что вы идете в одну сторону?

Для того чтобы расстаться с Отделом консульских операций, требовалось пройти с десяток собеседований – как формальных, так и откровенно неуютных, в том числе и просто бурных. Лучше всего Джэнсону запомнился разговор с заместителем государственного секретаря Дереком Коллинзом. На бумаге Коллинз был директором управления анализа и исследований государственного департамента; в действительности он возглавлял строго засекреченную структуру департамента, Отдел консульских операций. Джэнсон явственно представил себе, как Коллинз устало снимает очки в черной оправе и потирает переносицу.

– Думаю, мне вас жаль, Джэнсон, – сказал он. – Никогда бы не подумал, что смогу произнести такие слова. Вы машина, Джэнсон. На том месте, где должно быть сердце, у вас кусок гранита. И вдруг вы заявляете, что испытываете отвращение к тому, что получается у вас лучше всего. Какой в этом смысл, черт побери? Это все равно как если бы кондитер заявил, что перестал любить сладкое. Как если бы пианист вдруг решил, что терпеть не может звуки музыки. Джэнсон, насилие – это то, что получается у вас очень, очень, очень хорошо. И вот вы мне говорите, что вам все это опротивело.

– Я и не надеялся, что вы поймете, Коллинз, – ответил Джэнсон. – Давайте скажем просто, что у меня сердце больше не лежит к этому.

– У вас нет сердца, Джэнсон. – Глаза заместителя секретаря превратились в лед. – Именно поэтому вы занимаетесь тем, чем вы занимаетесь. Проклятие, именно поэтому вы – это вы.

– Возможно. Но, быть может, я не тот, за кого вы меня принимаете.

Короткий смешок, похожий на лай.

– Я не могу лазить по канатам, Джэнсон. Я не умею управлять вертолетом, черт побери, а когда я смотрю в инфракрасный прицел, меня выворачивает наизнанку. Но я разбираюсь в людях, Джэнсон. Вот в чем я силен. Вы говорите, что устали убивать. А я вам отвечу, что настанет день, когда вы поймете: только так вы способны ощущать себя живым.

Джэнсон покачал головой. Его передернуло от этих слов. Они напомнили ему, почему он вынужден уволиться, причем ему следовало сделать это давным-давно.

– Что это за человек… – начал было Джэнсон и тут же осекся, переполненный чувством омерзения. Он глубоко вздохнул. – Что это за человек, которому необходимо убивать, чтобы ощущать себя