Династия Одуванчика. Книга 2. Стена Бурь - стр. 75

– Мне подумалось, что я узнаю царственную душу в изящном потоке начертанных логограмм! – воскликнул польщенный Рути. – Ты воистину искусен в обращении с писчим ножом для человека столь юного. – Тут он понял, как это звучит, и закашлялся, скрывая смущение. – Разумеется, мы ничего не знали о происхождении соискателя, поскольку все оцениваемые эссе были анонимны.

Кадо покачал головой.

«Если станет известно, что ляпнул здесь Рути, те кашима получат лишнее основание для своих обвинений в предвзятости и фаворитизме».

– Ты написал в своем эссе, – сказал Куни, – что нынешняя администрация Дара не способна существовать в течение длительного периода времени. Позволишь мне прокомментировать твою мысль?

Возбужденные шепотки пробежали по двум колоннам сановников. Кадо наблюдал, как Дзато Рути обводит глазами полный удивленных чиновников зал. На лице императорского наставника играла довольная улыбка.

«Хитрый старый лис! – подумал Кадо. – Естественно, он решил представить этот аргумент из эссе в самом приглаженном виде, замаскировав истинный его язвительный смысл. Таким образом он дистанцируется от Киты Ту, если довод сей вдруг вызовет недовольство императора, а обильные похвалы писчему мастерству юноши только помогут ему оправдаться в случае необходимости: Рути всегда может сослаться на то, что поддался очарованию формы, не придав особого значения содержанию».

Кадо лишний раз порадовался, что держится как можно дальше от двора Куни. Большой зал для приемов – это глубокий пруд, под спокойной поверхностью которого бурлят мощные водовороты, и неосторожному пловцу легче нырнуть в него, чем выбраться на берег. Он еще ровнее встал на коленях, держа плечи опущенными, а взгляд сосредоточил на кончике носа.

Кита Ту посмотрел на императора, и лицо его выражало исключительно благоговение и почтение.

– Разумеется, ренга. Я с нетерпением ожидаю вашей критики моих глупых идей.

За троном висел тяжелый гобелен с картой Дара, а за гобеленом имелась дверка, ведущая в личную комнату императора, где он вместе с женами переодевался и готовился к выходу ко двору. Теперь, когда шло официальное собрание, помещению этому полагалось оставаться пустым. Однако другая его дверь, из коридора, ведущего в частные покои императорской семьи, медленно приоткрылась.

– Быстрее! Забирайтесь, пока нас никто не заметил.

Тиму, Тэра и Фиро проскользнули в комнату и аккуратно прикрыли за собой дверь. Эта последняя выходка была затеей Тэры. Фиро сомневался, что подглядывать за Дворцовой экзаменацией будет весело («Мне и собственные-то экзамены никогда не нравились!»), а Тиму боялся гнева отца и учителя Рути, если их поймают.

Но Тэре удалось увлечь Фиро интригующей картиной («Разве ты не хочешь посмотреть, как отец будет трясти этих книжных червей?») и убедить Тиму, что ему все равно не избежать наказания, даже если он не пойдет туда сам («Разве не является долгом старшего брата удерживать младших от неразумных поступков и авантюр? И разве не виноват он наравне с ними, если не исполнит свои обязанности?»). В конце концов оба мальчика, один с энтузиазмом, а другой против своей воли, согласились пойти с сестрой.

Лампы в помещении для переодеваний еще горели, и дети едва не завизжали от ужаса, поняв, что комната отнюдь не пуста. Госпожа Сото, наперсница императрицы Джиа и воспитательница Тиму и Тэры в бытность их малышами, строго посмотрела на троицу со стороны двери, ведущей в Большой зал для приемов.