Династия Одуванчика. Книга 2. Стена Бурь - стр. 52

– Определенно, – согласился первый.

– Но всем известно также, что чем ближе находится источник жара, тем сильнее этот жар чувствуется. Как же в таком случае, если принять за данность, что в полдень солнце находится дальше от нас, ты объяснишь тот факт, что в это время оно значительно горячее, чем на восходе и на закате? – осведомился второй.

– Ну… – Первый спорщик сдвинул брови, озадаченный вопросом.

– Все очень просто, – заявил второй. – Твое суждение ошибочно.

– И вовсе даже не ошибочно, – возразил его оппонент, багровея. – Великий мудрец Кон Фиджи учил, что природа, подобно человеческому обществу, следует зримой иерархической структуре. Солнце настолько выше земли, насколько император выше простолюдинов.

– И что из этого следует?

– Боги наверняка решили, что, достигая высшей точки, солнце должно оказаться на наибольшем удалении от земли, символизируя величие и благородство императорского трона.

– Но как насчет полуденного жара, мой ученый друг? – не унимался второй ученый.

– Ну, это объяснить просто. – Его собеседник отпил из чашки глоток чая и украдкой бросил взор на обступившую их толпу. Теперь, когда послушать ученых собралось такое множество народа, ему необходимо было победить в споре, чтобы сохранить лицо. Поставив чашку, он возвысил голос, добавив в него надменной убежденности: иногда достаточно лишь казаться человеком, который прекрасно знает, о чем он говорит. – Ты исходишь из предположения, что солнце имеет постоянную температуру. Но на самом деле это не так. Задействовав чистый разум, мы придем к выводу, что если солнце ощущается самым горячим в точке наибольшего удаления от земли в полдень, то вызвано сие постепенным нарастанием жара по мере того, как оно поднимается, и остыванием, пока светило садится. Место, где солнце становится самым горячим, является одновременно и самым удаленным, и в этом воистину виден совершеннейший замысел богов.

«Может ли мир, следующий определенному замыслу богов, быть постигнут человеческим разумом? – размышляла девушка. – Если общество устроено так же, как природа, то значит, все естественно, а потому справедливо».

Никогда прежде не доводилось ей слышать подобных споров, и она была заворожена. Ученые мужи, похоже, полагали, что мир сам по себе – это некий язык и его можно расшифровать. Ей невольно вспомнились собственные детские попытки понять разговоры богов. Мими притягивало это знание, позволяющее истолковывать божественные знамения, смотреть через окутывающий мир покров и узреть Истину.

– Вы, моралисты, вечно склонны ставить вывод впереди доказательства, – сказал второй ученый презрительно. – Все в точности, как говорил Ра Оджи: ученик Кона Фиджи – это самая мощная в мире линза, потому как он собирает все лучи доказательств и фокусирует их в точке желаемого мнения. Даже если он голоден вследствие собственной лени, то будет спорить, утверждая, что в этом, дескать, виновата еда, так как она не признала его морального превосходства и не приложила усилий, чтобы попасть ему в желудок.

Толпа взревела от смеха.

– В конечном итоге моралист не в состоянии никого убедить, кроме себя самого, – продолжил второй ученый, довольный поддержкой собравшихся.

– Вы, поточники, мастера потешать искателей правды, однако не можете предложить им ничего полезного, кроме собственных острот, – заявил первый ученый дрожащим от гнева голосом. – Хорошо. Как тогда