Динамитчик. Самые новые арабские ночи принца Флоризеля - стр. 19

– Что всё это значит? Что с нами станется?! – вскричала я.

– По крайней мере, нас ждёт не самая худшая участь, – ответила мама. – Пока что мы можем ему доверять. Мне кажется, в его словах звучит трагическое противоречие: он разрывается между долгом и добрыми чувствами к нам. Асенат, если я вдруг покину тебя или умру, ты не забудешь своих несчастных родителей?

Тут мы начали твердить каждая своё: я умоляла её объяснить, что же она имела в виду; она же перебивала меня, продолжая убеждать меня в том, что у доктора самые искренние и благие помыслы.

– У доктора! – не выдержав, выкрикнула я. – У того, кто убил моего отца!

– Да нет же, – возразила она. – Будем же справедливы. Я искренне верю, что он относится к нам в высшей степени благожелательно. И учти, Асенат, только он сможет защитить тебя в этом «краю смерти».

В это время вернулся доктор, ведя под уздцы двух приготовленных для нас лошадей. Когда мы тронулись в путь, он попросил меня ехать чуть впереди, поскольку хотел обсудить с миссис Фонбланк некоторые вопросы. Они ехали шагом, оживлённо о чём-то перешёптываясь. Вскоре взошла луна, и в её свете я увидела, как они напряжённо смотрели друг на друга. Мама то и дело касалась его руки, а доктор, вопреки своему обыкновению, нарочито яростно вырывался.

У подножия откоса, на вершине которого стоял его дом, доктор пустил лошадь рысью и нагнал меня.

– Здесь мы спешимся, – сказал он. – Поскольку ваша матушка хочет побыть одна, мы с вами пойдём к дому вдвоём.

– Увижу ли я её снова? – спросила я.

– Даю слово, – ответил он и помог мне спешиться. – Лошадей оставим здесь. В этой каменной пустыне нет конокрадов.

Дорога плавно поднималась вверх к дому. Окна снова светились, из трубы валил дым, однако вокруг царила мёртвая тишина. Внизу виднелась фигурка мамы, шедшей следом за нами, и я вдруг осознала, что кроме нас на много миль вокруг нет ни единой живой души. Я посмотрела на доктора, с мрачным видом шагавшего радом со мной, на его сутулую спину и седые волосы, а затем снова на дом, сиявший огнями и извергавший дым, словно завод. Тут я решилась дать волю своему любопытству.

– Бога ради, скажите, – воскликнула я, – чем вы таким занимаетесь в этой жуткой пустыне?!

Он улыбнулся какой-то странной улыбкой и ответил весьма уклончиво:

– Вы отнюдь не впервые видите, как горят мои горны. Однажды ночью я видел, как вы проезжали мимо. У меня провалился очень важный эксперимент, поэтому не судите меня строго за то, что я перепугал вас и вашего кучера.

– Как?! – воскликнула я, с сочувствием посмотрев на его сутулую фигуру. – Неужели это были вы?

– Именно я, – ответил он. – Однако не подумайте, что я сошёл с ума. Я тогда чуть не умер, получив ужасные ожоги.

Мы почти достигли дома, который, в отличие от обычных деревенских строений, был выложен из тёсаного камня и стоял на прочном гранитном фундаменте. Рядом с ним не росло ни единой травинки, в окнах не виднелось ни одного цветка. Единственным своего рода украшением служило расположенное над дверью изображение мормонского Открытого Ока, которое сопровождало меня всю мою жизнь. Однако с той памятной ночи, когда мы предприняли неудачную попытку побега, этот символ обрёл для меня особый смысл, и я невольно содрогнулась. Из трубы валил дым пополам с искрами, а в дальнем конце здания, у самой земли, наружу вырывались белые клубы пара и растворялись в лунном сиянии.