Дикополье. Слово Шубина - стр. 11

Так или иначе, я взял маркёр и исправил “Домбаса” на “Донбасса” – потому что это производное от “Донецкий бассейн”. Мелочно, неправильно, но кто они такие, чтобы коверкать это слово, от которого ёкает сердце всякий раз, когда случайно слышишь его в трамвае или по радио в парикмахерской? Пусть они ничего дурного и не имели в виду. Я тоже не имел.

Лифт приехал. Я вышел. С надеждой, что вместе со мной вышла и совесть, не оставшись навеки в том лифте.

– Дело у нас с тобой, Саша, – сказал Миша. – Тебе послание передали?

– То, что я должен поупражняться? Передали.

– Чудово[6]. Ты, как мне удалось понять, опасность котируешь?

– Ну… Есть такое.

– Я предлагаю тебе лучший риск. Отборный! Ибо в опасности наше с тобой Дикополье. Тебе понравится.

– И что мне грозит, интересно?

– Увидишь. Главное – мать свою и отца предупреди, что вернёшься ближе к ночи, скажи, что гулять пойдёшь или с девушкой встретишься… В общем, сам придумай.

Ага, с девушкой. Рассмешил.

Мы ехали на троллейбусе по центральной улице города – имени Архимага Артёма – до площади Ленина, которой я так и не придумал альтернативного названия. Ленин – он Ленин везде. Вышли напротив драматического театра, а затем спустились по брусчатке к Усу Кальмия – главной реке… Дикополья. Не считая, пожалуй, Днепра Широкого.

– А можно спросить?

– Ты уже спросил, Саша.

Я замолчал.

– Ладно, спрашивай.

– А кто, кроме Горыныча, бывает?

Хоть я ещё не до конца не верил в произошедшее, на всякий случай решил, что называется, прощупать почву.

Миша призадумался. Он так сильно махал чемоданчиком, что прохожие обходили нас стороной.

– Да всё бывают. Богатыри. Гремучий дедушка. Ты бываешь. Я бываю. А кого пока не придумали – того ещё придумают. Правда, здесь, на нашей земле, они не такие, как ты привык считать.

– А какие?

– Местные, – коротко ответил Миша.

Я всмотрелся в воды Уса Кальмия.

– Что, и водяной есть?

– Конечно. Мы, к слову, к нему и идём, – тут Миша очень театрально прыснул в руку, – только не называй его водяным! Здесь он привык к другому величанию – по фамилии. Водянов. Так и говори – Водянов. А лучше – ничего не говори. Сложно с ним беседы беседовать.

Набережная Уса Кальмия – место средоточения прогрессивной молодёжи города.

Здесь тусовались все: поэты, юные политики, олимпиадники-физики. Да и простая шантрапа. Главный плюс этого места – разрешение на распитие алкоголя, но только тем, кому есть восемнадцать. Мне ещё не стукнуло, поэтому я не пил, да и в принципе на тусовках Набережной бывал лишь однажды – Илюха приводил, у него здесь было много знакомых. Я тогда не нашёл с ними общий язык и вернулся домой. Илюха остался.

– Ладно, я тогда тут немного ещё потусуюсь, – сказал он тогда, а я только и повторил за ним эхом:

– Ладно.

Про Водянова я тоже слышал. Мужичок, помогающий всем подряд с написанием курсовых, дипломных и рефератов задарма. Он называет это – “Налить водицы”. Кто бы знал, что Водянов – настоящий водяной! Впрочем, Миша мог меня и разыгрывать. С другой стороны, я припоминал загадочные слухи вокруг фигуры Водянова: мол, он всегда сидит на Набережной, а иногда исчезает, поминай как звали, и никто не в курсе куда, пока не возникнет на одной из скамей откуда ни возьмись.

– Миша, всё это какая-то хрень, – высказал я то, что вертелось на языке.