Дикие истории. Дневник настоящего мужика - стр. 21
ГОРДИЕВ САНУЗЕЛ
Коллеги спорили, с какой скоростью мчался торнадо. Те, что поопытнее, говорили об узлах, остальные говорили о километрах и милях в час. Правильно измерять скорость торнадо в узлах. И всегда находится пытливый слушатель, которого интересует, как измеряется скорость в узлах. Думаю, что сейчас уместно рассказать об этом. Скорость в узлах стали измерять наши далекие предки в те времена, когда судоходство было парусным и галерным. Для измерения скорости движения применялась веревка. На ней через равные промежутки были завязаны узлы. Веревку спускали с кормы в воду, когда корабль стоял на якоре. Она тонула. Узлов не было видно. Следовательно, скорость – ноль узлов. Якорь выбирали. Поднимали такелаж. Когда судно или корабль начинало движение, ну или начинал… (судно – гражданское, корабль – военный), веревка отклонялась, и на поверхности показывался первый узел – скорость один узел. Ветер наполнял паруса, скорость судна увеличивалась, веревка тянулась от кормы под углом. На поверхности торчали уже восемь или десять узлов. Вот так измеряется скорость.
Я раздал хинин. Он очень горький и хранится в порошках. Проглотить его незаметно нельзя. Мы запили лекарство джином и отправились собирать вещи: пора было переезжать на другую точку. Наш злополучный корабль стоял метрах в ста от берега. Я отправил помощника за капитаном и велел пристать. Уложил вещи в рюкзак. Все было мокрое. Сухим оставался только гамак, так как я мудро выстелил накомарник изнутри большими листьями дикого табака. Складывать его к мокрым тряпкам не хотелось, и я решил запихать его в аптечный баул. Под ногами хлюпала теплая соленая грязь.
Я аккуратно отвязал гамак от первой пальмы и стал сворачивать его так, чтобы он оставался у меня в руках, а не волочился по жиже. Так я приближался ко второму дереву. Я все делал тщательно и очень медленно, так как во время пароксизма малярии визуальная информация поступает в мозг медленнее обычного. Начиналась жара. А может, у меня начинался жар…
Вдруг до меня дошло, что кто-то уже секунд пять пытается откусить мне палец. Я выругался. В гамаке под пологом распластался кускус, которого я усиленно пытался свернуть в трубку вместе с постелью. Местные очень обрадовались и навострили свои тяпки: теперь кускус точно будет сварен с саговой мукой… Этого я допустить не мог. Тем более что тварь крепко держалась за мои брюки и таращилась так, что, казалось, возлагала на меня ответственность за свою судьбу.
Я закинул кускуса в аптечный баул вместе с гамаком и брюками (они к тому времени уже подсохли), возложил рюкзак с камерами себе на голову, а баул с аптекой, кускусом-путешественником и гамаком – на плечо. И направился к литорали.
Остальные мои вещи взял бой. Я отправил мальчика с просьбой подогнать корабль к берегу, но помощник вернулся ни с чем. Он в точности передал мой приказ капитану, но тот выполнить его отказался. Причина была уважительной. Вчера бедняга сильно набрался с местными и теперь боялся не миновать прибрежных рифов, ибо островная лоция и трезвому-то не очень понятна.
Мы пошли к синей лодке по воде. Сначала было очень мелко, потом по пояс, потом по грудь, потом по шею. Благо после торнадо был штиль. Наконец я понял, что иду на цыпочках и уже через раз вдыхаю морскую воду. На голове – техника удельной стоимостью тысяч двести долларов, все лекарства и кускус.