Дикая весна - стр. 29
Аль-Кабари вздыхает, разводит руками.
– Это ужасно.
– Погибли две девочки, – говорит Зак.
– Я понимаю, почему вы пришли, – говорит аль-Кабари, и Малин вдруг слышит свой голос, бормочущий извинения, хотя она никогда не просит прощения в ходе следствия – ни по какому поводу.
– Наш начальник отправил нас побеседовать с вами. Вы же понимаете – бомбы и мусульмане. Для большинства в нашем обществе это взаимосвязано. Я прошу прощения, если вы чувствуете себя неоправданно задетым.
Аль-Кабари смотрит на них с сочувствием, расправляет на коленях полы длинной рубахи.
– Ваш начальник – крещеный курд? – спрашивает он.
– Да, это так, – кивает Зак.
Аль-Кабари качает головой.
– Как много противоречий! – произносит он. – Я тружусь ради понимания и толерантности. Чтобы наша община вошла в общество. Но это совсем не просто. Когда я осудил взрывы в Мадриде, даже в «Корреспондентен» об этом не написали. Похоже, такое мое поведение не вписывалось в их картину мира.
Малин озирается – у нее такое чувство, словно за ней следят.
Никаких мигающих красных точек под потолком. Никаких камер, записывающих их разговор.
«Само собой, тут нет никаких камер. Это моя паранойя».
– Разрешите мне говорить без обиняков, – произносит Зак. – Вы слышали или замечали что-нибудь в вашей общине, что могло бы иметь отношение к утреннему происшествию?
Аль-Кабари качает головой:
– Зачем вам вообще задавать мне этот вопрос?
Затем, сделав небольшую паузу, он продолжает:
– Я могу заявить, что в моей общине все тихо. Заверяю вас, что такого фанатизма у нас нет. Здесь нет сумасшедших, доведенных до отчаяния подростков или свихнувшихся талибов, скрывающихся в какой-нибудь крошечной квартирке. Могу вам это гарантировать. Здесь только множество людей, пытающихся создать себе мало-мальски приемлемую жизнь.
Малин чувствует искренность в словах имама. Скорбь по поводу положения дел.
– Сегодня вечером у нас будет собрание. Многие обеспокоены тем, что случилось. Я знаю, что вы должны поймать того, кто убил этих девочек. Я не знаю ничего такого, что могло бы вам помочь. Но призываю кару на головы виновных.
Телефон Малин начинает звонить, когда они идут обратно к машине между белыми кирпичными домами Экхольмена. «Папа или Туве, – думает она. – Я должна быть с ними!»
Малин вытаскивает из кармана телефон, видит на дисплее номер Свена. Останавливается, нажимает на кнопку ответа, а перед ней в сгущающихся сумерках отчетливо виднеется бритый череп Зака.
– Это Свен. Как у вас все прошло в мечети? Вы нашли его?
– Мы только что вышли оттуда. Честно говоря, я не думаю, что все это имеет отношение к мусульманам в Линчёпинге. Шансы равны нулю.
– Он ничего не знает?
– Нет, и у меня сложилось впечатление, что он говорит правду.
– Но вы, я надеюсь, беседовали с ним осторожно? Он рассердился, что вы пришли?
– Он не рассердился, Свен, а проявил полное понимание. Что-нибудь новое?
– Наши люди допросили всех свидетелей, находившихся на площади, пострадавших и всех, кто уцелел, но не пожелал остаться. Однако никто не заметил ничего особенного. Просто ничегошеньки. И еще старик, торговавший сосисками. Видимо, мы пропустили его среди всеобщей неразберихи. Он сказал, что знает Ханну Вигерё, что она иногда приходила на площадь с детьми в первой половине дня.