Диагноз: всё сложно. Семья для Айболита - стр. 4
Сорокин меня сожрёт, если я брошу клинику ради своего дела. Он, когда меня к себе звал, на это не рассчитывал. Но и я не думал, что идея открыть четыре лаборатории в разных концах города разрастётся до двадцати офисов. И это ещё не предел.
– Так… ну на работу ехать уже бесполезно. Пропущу, надо только коллег предупредить. А вы бы шли в постель. Я вам лекарство принесу. Нужно спать, копить силы.
– Я… я подумала… Да, вы правы, мне значительно лучше. И нам с Максимом надо уезжать. Не хотим вас обременять, – пытается быть вежливой, хотя куда ей сейчас ехать? Выйдет за дверь и не факт, что температура не бахнет с новой силой.
Хмыкаю, смотря на Мару, говорю очевидные вещи.
– Куда вы пойдёте? В таком состоянии? Если у вас есть родные и они беспокоятся, давайте им позвоним, пусть приезжают, забирают вас?
Взгляд Мары перебегает от стены к стене, она качает головой.
– Нет никого.
– А кто такой батя? Вы вчера его звали?
Теперь по её лицу словно судорога проходит. Оно меняется на пару секунд, искажается в неприятной гримасе, и снова штиль.
– Звала? Ну… может быть.
– Это ваш отец?
– Нет… Нет у меня нет отца. Вернее, я его не знаю. Так что нет.
Замечаю, как она трёт руки, и тянусь к её ладоням. Ледяным.
– Угу. Да у вас температура растёт. Ну-ка быстро в постель. Вы вчера на ногах не стояли, а сегодня вылупились и по дому разгуливаете. Не порядок.
– Эм… я сейчас.
– Я доктор, кстати.
– Айболит, – долетает с порога.
Мы оба смотрим на Макса, трущегося у двери.
– Только Айболит зверей лечит. Вы ветеринар? – спрашивает с любопытством.
– Ну почему только зверей, ещё и детей, – отвечаю. – Но нет. Я не ветеринар. Да и не педиатр, если на то пошло, – тру затылок и зеваю. – Я хирург, но простуду вылечить в состоянии. Никуда я вас не отпущу, вы еле на ногах стоите. Хотите звоните родне, пусть приезжают за вами, – повторяю, что сказал ранее. – Макс, уложи-ка маму в постель и приходит завтракать. Я… я сейчас что-нибудь соображу.
– Давайте я приготовлю, – вскакивает Мара и пошатывается.
– Давайте в другой раз.
Смотрю на свою футболку, которую она надела. Та ей чуть ли не по колено.
– Вы? Вы не возражаете? – она теребит край футболки. – Я… я просто не нашла свою одежду.
– Я её постирал, – вспоминаю, как вчера закидывал её вещи в барабан машины.
– Ой… не стоило.
– Да я ж не на руках, машинка стирала, – усмехаюсь. – Кстати. Надо пойти развесить… к вечеру высохнет.
Мара смотрит на меня немного странно, словно хочет что-то ещё сказать или спросить, но колеблется. Наконец, кивает.
– Спасибо, Алексей.
Значит, запомнила, как меня зовут.
Отправляю Макса мыть руки, а сам открываю дверцу холодильника и изучаю, что там есть.
Ни-че-го…
Хотя нет… пакет молока, полкило яблок, десяток яиц.
– Пацанский завтрак хочешь? Или блинчики? – спрашиваю умытого Максима.
– Блинчики… – быстро отвечает, потом добавляет: – Мама их любит.
– А ну если мама, тогда выбор очевиден.
Я быстро замешиваю тесто и кидаю сковороду на плиту. Параллельно звоню Сорокину, сообщаю, что не появлюсь на работе… дня три.
Не знаю, сколько Мара у меня пробудет, но оставлять её не хочу. Во-первых, у меня подозрение, что она может в моё отсутствие слинять, во-вторых, займусь деловыми вопросами, в-третьих, если срочно понадоблюсь, вызовут.
Ну и ответственность никто не отменял. Коли привёл людей в беде в свой дом, надо помочь.