Действуй, жена! - стр. 33
– Правда, – кивает Леха, как ни в чем не бывало продолжая продвигаться к подъезду. – Это моя любимая женщина, Симона. Боюсь, нам с тобой теперь не по пути…
– Но как же, – лопочет она непонимающе и бежит, словно собачка, следом. – Вы же только вчера познакомились… И то случайно…
– Мы давно знаем друг друга, – бросает на ходу Леха.
– С детского сада, – сварливо встреваю я в разговор.
– Да нет же, – отмахивается от меня Воскобойников. – Я ходил в «Василек», а ты – в «Солнышко».
– А потом «Василек» закрылся, и всех детей к нам перевели!
– А-а, точно, – кивает Леха. – В последний год перед школой…
– Лешенька, – пищит рядом Симона, о которой мы в одночасье забыли, – зачем тебе эта пожилая и неухоженная женщина? Я же лучше и красивее!
«Истинная правда, – хочется заорать мне. – Молодая девка, в самом соку. Сиськи, попа, все на месте. Она моложе меня и явно опытнее. И спортивное платьишко от Армани выигрывает сто очков вперед против моего серого офисного платья. Балетки, пусть и от Гуччи, не идут ни в какое сравнение с летними узорчатыми сапожками в тон платья. Как и сама старая ведьма Шакира Мансурова проигрывает Нефертити».
– Все кончено, Симона, – привычно бросает Воскобойников. И девочка разом поникает. Плечики опускаются вниз, а из груди вырывается всхлип.
– Ты еще пожалеешь, – шипит она ядовитой змеей.
«Тебе хоть официально дали отставку», – думаю я, бросая на девчонку жалостливый взгляд. И заходя в подъезд вслед за опытным сердцеедом, шепчу раздраженно:
– Мог бы как-то цивилизованно отказать. Объяснить ей, что наша помолвка временная.
– Обойдется, – фыркает Леха, поднимаясь по лестнице. – С такими людьми делиться секретами – себя не уважать…
– Тогда зачем связываешься? – огрызаюсь я. – Еще вон кольцо купил…
– Но его носишь ты, – отрезает он жестко и, поднявшись на площадку, с ужасом смотрит на входную дверь.
– Етить-колотить, – рычит он, а я рефреном повторяю привязавшееся «Твою мать!».
Все стены около квартиры и сама дверь расписаны фломастерами. И смысл наскальной живописи сводится к пяти словам «Лешенька, я тебя очень люблю!».
И если с двери удается сразу стереть весь этот ужас, то стены вообще не подлежат восстановлению. Только перекрашивать.
Войдя в квартиру, я стремительно несусь в кухню и, выпив стакан воды для успокоения, звоню своему прорабу.
– Виталя, – прошу слезно. – Мне нужно срочно перекрасить две малюсеньких стеночки. Пришли человека, пожалуйста!
– Кира Михайловна, милая, – пыхтит в трубку Виталий. – Конец рабочего дня… я даже не знаю…
– Двойной тариф, – пресекаю я его стоны. Волшебная фраза творит с прорабом чудеса. Голос мгновенно меняется, и тон становится деловым.
– Да при чем тут тариф, – будто нехотя, отмахивается он. – Сейчас постараюсь прислать к тебе человечка. Если никого не найду, приеду сам.
– Спасибо тебе, друг, – воркую я, прекрасно зная, что Виталя, жадный до денег, заявится лично.
И точно, не успеваю нацепить джинсы и белую рубашку, как в дверь звонят.
Толстый мордатый Виталя по-свойски заходит в дом и сразу же натыкается на сидящего на диване Воскобойникова.
– Здрасьте, – бормочет благоговейно. – А я ваш поклонник. Все фильмы смотрел, – замечает добродушно-дурашливо.
– Я очень рад, – вздыхает звезда экрана и, поднявшись с дивана, демонстративно удаляется в мою спальню. В мою спальню, мать вашу!