Девять рассказов - стр. 10
– Мама, – сказала Рамона, – а можно, я еще погуляю?
Элоиза посмотрела на нее.
– Ты только что пришла, – сказала она.
– Джимми опять хочет на улицу.
– Интересно знать зачем?
– Забыл саблю.
– Ох, опять он со своей чертовой саблей, – сказала Элоиза. – Ладно. Иди. Галоши не забудь надеть.
– Дай я возьму? – спросила Рамона, извлекая из пепельницы обгоревшую спичку.
– Можно мне взять. Можно. Не бегай, пожалуйста, на дорогу.
– До свидания, Рамона! – пропела Мэри Джейн.
– Пока, – ответила девочка. – Пошли, Джимми.
Элоиза вдруг вскочила.
– Давай стакан, – сказала она.
– Нет, честно, Эл. Я должна быть в Ларчмонте. Мистер Вайинберг – он же такой милый, не хочется…
– Позвони и скажи, что тебя убили. Да отпусти ты этот чертов стакан.
– Нет же, честно, Эл. Там уже так подморозило, что просто ужас. А у меня в машине антифриза почти нет. То есть, если я не…
– Так и пускай морозит. Иди и звони. Скажи, что умерла, – сказала Элоиза. – Давай сюда.
– Ну-у… Где телефон?
– Он отправился, – ответила Элоиза, унося пустые стаканы в столовую, – сюда. – Она резко остановилась на половице между гостиной и столовой и крутнула бедрами. Мэри Джейн хихикнула.
– То есть ты же не знала Уолта на самом деле, – говорила Элоиза без четверти пять, лежа на полу и утвердив стакан на маленькой груди. – Из всех знакомых мальчиков он один меня смешил. То есть смешил по правде. – Она посмотрела на Мэри Джейн. – Помнишь тот вечер – в наш последний год, – когда эта чокнутая Луиза Хермансон ворвалась к нам в таком черном лифчике – в Чикаго купила?
Мэри Джейн хихикнула.
Она лежала на кушетке ничком, упершись подбородком в подлокотник, лицом к Элоизе. Стакан ее стоял на полу – только руку протяни.
– Вот так вот он меня смешил, – сказала Элоиза. – Когда разговаривал со мной. Даже по телефону. Даже в письмах. А лучше всего, что он даже не острил никак специально – он просто был смешной. – Она слегка повернула голову к Мэри Джейн. – Эй, не кинешь мне сигаретку?
– Я не достану, – ответила Мэри Джейн.
– Вот коза. – Элоиза снова перевела взгляд на потолок. – Однажды, – сказала она, – я упала. Обычно я его на автобусной остановке ждала, прямо возле армейского магазина, и как-то раз он опоздал, автобус уже поехал. Мы побежали, я упала и ногу подвернула. Он тогда говорит: «Бедный Дядюшка Хромоног»[12]. Это он так про мою ногу. Бедный Дядюшка Хромоног, говорит… Господи, какой он был симпатичный.
– А у Лью нет чувства юмора? – спросила Мэри Джейн.
– Что?
– У Лью разве нет чувства юмора?
– Ох господи. Кто ж его знает? Есть. Наверное. Ну, над комиксами он смеется. – Элоиза подняла голову, сняла с груди стакан и отпила.
– Ну что, – сказала Мэри Джейн. – Это еще не все. В смысле, это же еще не все.
– Что не все?
– Ой… ну как бы. Смешочки и прочее.
– Кто сказал? – ответила Элоиза. – Слушай, если ты не в монастырь подалась какой-нибудь, не грех и посмеяться.
Мэри Джейн хихикнула.
– Ты уж-жасная, – сказала она.
– Ах, господи, какой же он симпатичный был, – сказала Элоиза. – Или смешной, или симпатичный. Не по-мальчишески такой симпатичный. По-особому. Знаешь, что он как-то раз сделал?
– Не-а, – ответила Мэри Джейн.
– Мы в поезде ехали из Трентона в Нью-Йорк – сразу как его призвали. В вагоне было холодно, и я нас обоих своим пальто как бы накрыла. А под низом у меня, помню, был кардиган Джойс Морроу – помнишь, синенький такой у нее был, славный?