Девушки, согласные на все - стр. 33
Грудь у нее была, как у инопланетянки из комикса, – Филипп никогда такого не видел. Собственно, самой груди, как ему и показалось изначально, не было. Не было приятных округлостей, такому бюсту был бы великоват даже бюстгальтер нулевого размера. Зато соски ее выглядели так, словно она успела вскормить тройню. Они были огромными, круглыми и сильно выдающимися вперед – словно спелые темные вишни. Эти вишни казались приклеенными к ее плоскому, как у десятилетнего пацана, торсу.
Уродство, как и красота, притягивает взгляд. Филипп смотрел на эту грудь как завороженный – и не мог понять, нравятся ему приклеенные вишенки или кажутся возмутительно неэстетичными. Азия же самодовольно расправила плечи. Ей явно было прекрасно известно, какое впечатление производит ее «инопланетянская» грудь на мужчин.
– Я знаю, что это выглядит… хм, нестандартно.
Ему показалось, что она немного смутилась. Но впечатление это было обманчивым. Потом он неоднократно убедится в том, что Азия просто не умеет краснеть и чувство неловкости ей не знакомо.
– Я никогда такого раньше не видел, – это все, что он сумел пробормотать, прежде чем потянулся к вишенке.
От Азии приятно пахло корицей и какими-то незнакомыми ему пряностями. На первый взгляд она не выглядела холеной девушкой – той, что полжизни проводит в пенной ванне, той, что за две недели записывается к модному стилисту и навещает педикюршу каждую неделю. Да и стоило ли ожидать такой прыти от девчонки, которая носит откровенно грязную рокерскую куртку и, похоже, не знает, что такое расческа… Но тело у Азии было холеным, как у кинозвезды. Абсолютно гладкая смугловатая кожа – ни одного прыщика, ни одного лишнего волоска; ногти на ногах – аккуратно подпилены и выкрашены в роковой темно-розовый цвет. К тому же у нее был лысый, как у дошкольницы, лобок. Филипп сначала удивленно на него уставился – никто из его знакомых девушек не брил лобок, по крайней мере, зимой. Интимная эпиляция вошла в моду только в конце девяностых.
– Не волнуйся, это не болезнь, – она захихикала – настолько глупый был у него в тот момент вид. – Я давно удаляю их воском. Больно, конечно, но дело того стоит. Сам убедишься.
Она разговаривала с ним, как с подружкой, – и это, как ни странно, его завело. Обычно девчонки начинали кокетничать – плотно сжимали ноги, не давая его ищущей ладони продвинуться дальше положенного, возмущенно его отталкивали, а некоторые даже демонстративно пускали слезу, талантливо оплакивая свою якобы невинность. Притом Филипп ни разу не встречал ни одной настоящей девственницы. Ох уж эта излюбленная женская игра в «дам – не дам»!
Когда он протянул к ней руку, Азия, немного отстранившись, предупредила:
– Осторожно! У меня там колечко.
– Что? – Он, готовый поплыть по течению, уже плохо воспринимал информацию извне.
Она ничего не ответила, просто раздвинула ноги и с улыбкой ждала его реакции. Похоже, ей нравилось эпатировать мужчин. Он взглянул и обомлел – там, в устричной розовой мякоти, тускло блестело крошечное серебряное колечко. Он осторожно потрогал сережку пальцем, Азия глухо хохотнула и шепнула:
– Ты что? Щекотно же.
Должно быть, в тот момент и началась новая жизнь фотографа Филиппа Меднова. Та жизнь, неизменными атрибутами которой через несколько лет станут дорогой парик и спрятанная в рюкзаке компактная коробочка с гримом. Только сам он пока об этом не догадывался.