Девушка Лето - стр. 6

Она, к тому времени уже несколько располневшая, но не утратившая своей стати и привлекательности, близоруко, с прищуром всматривалась в меня, и потом совсем по-бабьи всплеснула руками:

– Марат! Мой хороший, ты откуда?

Но это она сказала так, для проформы. На самом деле Елизавета Михайловна знала про меня если не все, то многое, видела мои публикации в областной газете «Звезда Прииртышья» и была очень довольна мной, своим учеником. И когда мы, после небольшого застолья, ударились в воспоминания, Елизавета Михайловна вдруг опять всплеснула руками, встала из-за стола и ушла в одну из комнат. Вернулась она с обыкновенной школьной тетрадкой. Показала мне ее обложку и, улыбаясь, спросила:

– Узнаешь?

Я впился глазами в «паспорт» тетрадки и узнал свой ломкий, неровный почерк, которым я подписал свою тетрадку по русскому языку, если не ошибаюсь, за пятый класс! Но это было еще не все. Елизавета Михайловна пролистала тетрадку и развернула ее ко мне выбранным местом.

И я снова узнал и свой почерк, и свое сочинение «Как я провел лето», снабженное еще и моим же рисунком цветными карандашами. Этот мой «опус» был признан тогда лучшим по школе и вроде бы даже был представлен на районную олимпиаду.

– Как, вы его сохранили? – удивился я.

– Конечно, – просто сказала Елизавета Михайловна. – И не раз перечитывала. Хочешь, еще раз почитаю?

И Елизавета Михайловна при всех домочадцах, опять к необыкновеному моему удовольствию, зачитала мое сочинение о том, как я провел незабываемое лето 63-го или 64-го на зеленых лугах, на голубых озерах и на берегу Иртыша. Оно было наивным, то мое сочинение. Но от его простых слов, каких-то запоминающихся деталей, нескольких точных и красочных оборотов веяло такой свежестью, перед глазами вставала такая яркая летняя картинка из моего детства, что мне захотелось попросить у Елизаветы Михайловны отдать мне эту мою тетрадку. Насовсем.

Но моя учительница так бережно держала ее в своих руках с длинными тонкими пальцами, которые в школе я нередко видел выпачканными мелом или чернилами, что я не посмел.

Больше Елизавету Михайловну я не видел. Последние годы она жила со своей дочерью Валентиной в Ташкенте, где навсегда и упокоилась…

А я же все эти годы по ее настоянию и собственному хотению продолжал писать – сначала в газеты, потом в журналы, а там дело альманахов, коллективных сборников и даже собственных книг дошло. И если бы Елизавета Михайловна была жива сегодня и узнала, что ее любимый ученик уже значится в числе профессиональных литераторов, наверняка бы торжественно и с нескрываемым удовольствием сказала:

– Ну вот, я же знала, что у тебя получится. Молодец!