Девственница - стр. 18
Слухи быстро распространились по всему Эскалону, и уже шли речи о восстаниях и мятежах против глупого англичанина, не годившегося на роль правителя. Джералту, Дейру и Силин придется употребить все свое влияние, чтобы помешать олуху уничтожить и без того хрупкий мир между ланконийскими племенами.
Тем временем Джура, оказавшись в уединенной долине, сбросила одежду и скользнула в воду. Может, долгое купание успокоит ее смятенный разум…
Роуан мчался во весь опор, не щадя коня. Ему нужно убраться подальше, побыть одному, не корчиться под осуждающими взглядами ланконийцев. Два дня назад они проезжали мимо горящей крестьянской хижины. Когда Роуан остановил армию ланконийцев и приказал тушить огонь, они презрительно уставились на него и не подумали спешиться, пока Роуан и англичане помогали крестьянам таскать воду.
Когда последние уголья были затоптаны, хозяин сгоревшего дома рассказал путаную историю о вражде между двумя семьями. Роуан велел им явиться в Эскалон и пообещал, что он, король, рассудит крестьян. Но те лишь недоверчиво рассмеялись. Король правил воинами, которые вытаптывали их поля, а крестьянам он никакой не король.
Роуан вернулся к ланконийцам, которые едва не вслух издевались над ним за то, что впутался в глупые крестьянские распри.
Но Роуан сознавал, что, если ему предстоит быть королем и сохранять мир между племенами, он должен стать правителем всех ланконийцев: зернас, алтенов, вателлов, – и властвовать над всеми людьми, от самого бедного крестьянина до Брокаина, правящего сотнями людей.
И сегодня Роуан был по горло сыт молчаливой, а иногда и неприкрытой ненавистью ланконийцев, и оторвался от сопровождения, приказав своим рыцарям удержать возможных преследователей. В их глазах отразился тот же страх, которому сам Роуан не давал воли. Их очевидные сомнения в нем тоже не способствовали спокойствию его духа. Поэтому ему было необходимо остаться одному, поразмыслить и помолиться.
Он знал, что находится всего в нескольких милях от стен Эскалона, и чувствовал себя в безопасности. И неожиданно наткнулся на приток реки, мирный, прекрасный ручей, очевидно, обладавший способностью лечить все душевные раны. Здесь было так хорошо, что он почти забыл все пережитое в Ланконии.
Роуан спешился, привязал коня к дереву и, упав на колени, молитвенно сложил руки.
– О Боже, – молился он сдавленным шепотом, выдававшим всю глубину его боли, – я пытался готовить себя к выполнению долга, который Ты и мой земной отец возложили на мои плечи. Но я всего лишь человек. Одинокий человек. Если я должен выполнить то, что считаю правильным и справедливым, мне нужна Твоя помощь. Мои люди настроены против меня, и я не знаю, как завоевать их преданность. Заклинаю тебя, милый Боже, пожалуйста, покажи мне дорогу. Веди меня. Направляй. Отдаю себя в руки Твои. Если я не прав, дай мне знать. Подай знамение. Если прав я, тогда молю Тебя о помощи.
Роуан на мгновение опустил голову, измученный и опустошенный. Он приехал в Ланконию, твердо зная, что должен делать, но с каждым днем все больше терял уверенность в себе. Потому что постоянно приходилось доказывать ланконийцам, что он мужчина. Но они уже составили о нем свое мнение, и ничто не могло это мнение изменить. Если он вел себя как храбрец, они заявляли, что это храбрость глупца. Если заботился о своем народе, они считали, что это повадки чужака. Что ему делать? Пытать и убить невинного мальчишку зернас, которого они считали самим воплощением дьявола?!