Девочки мои - стр. 16
Когда-то так же было и с Ритой, старшенькой, которая теперь просто не замечала мать. На ходу подарила вежливую улыбку – точно такую же, как таксисту, который доставил Симу к их дому в Далласе и донес чемодан до крыльца. Парень оказался русским эмигрантом из Питера, и всю дорогу они с Симой проговорили не умолкая. Это был последний человек, с которым ей толком удалось поговорить в Америке. Рита даже не спросила, как она долетела – и, собственно, зачем? Лиза хлестнула упреком и убежала в свою комнату.
Их отец, изображая смущение, развел руками:
– А что ты хотела, дорогая? У них трудный возраст. К тому же положа руку на сердце их можно понять…
– Я-то их понимаю. Это они отказываются понять меня.
– Нет, им как раз все понятно, дорогая!
– Перестань называть меня «дорогой»! Терпеть этого не могу.
У Антона – Энтони! – разом затвердело лицо:
– Не указывай мне в моем доме, как и что я должен говорить. Если тебя что-то не устраивает, ближайший отель в пяти минутах езды. Ты сама напросилась приехать к нам, мы тебя не приглашали.
– У меня есть твое приглашение…
– Это всего лишь формальность.
– Я знаю. Наши отношения теперь – сплошная формальность.
– Это ты сделала их такими, дорогая. – Он улыбнулся с американской жизнерадостностью. – Хочешь чего-нибудь выпить?
У Симы вырвалось:
– С тобой? Нет, спасибо.
Опустившись в белое кожаное кресло («Жлобское!» – отметила Сима), Антон закинул ногу на ногу и спросил с той ласковостью, по которой она определяла, что он закипает от бешенства:
– Что еще тебе предложить? Обратный билет на самолет?
– У меня есть, успокойся.
– О! И когда же ты отчаливаешь, дорогая?
– Я рассчитывала побыть здесь неделю…
Он качнул головой:
– Это много. Девочкам вредно испытывать дискомфорт так долго.
– И когда же ты собираешься меня выставить?
– Завтра.
Это прозвучало так жестко, что Сима даже не нашла что возразить. Она взглянула на часы: этот день почти закончен, а утром Антон отправит ее в аэропорт. Зачем надо было тащиться через полмира? Чтобы переночевать в комнате для гостей?
– Я хочу… Я должна попытаться еще раз…
– Попытаться – что? – с интересом уточнил он.
Только теперь Сима расслышала, что в его речи тоже появился едва заметный акцент. Они, все трое, изо всех сил старались превратиться в американцев. Нацию попкорновых толстяков, от имени и в интересах которых пытаются уничтожить мир. Ей стало страшно.
– Попытаться поговорить с девочками… Мы же можем просто поговорить!
– С ними тебе будет труднее найти общий язык, чем со своими актрисульками.
– В этом я уже убедилась, ты мог бы и не напоминать.
– Но о чем-то же нам надо беседовать!
– Необязательно, – решила Сима за обоих, как делала всегда. Правильно ли?
Антон пристально следил за ней, пока она поднималась наверх, и его ненавидящий взгляд сверлил Симе спину между лопатками. «Как же ему хочется, чтобы я сейчас оступилась и свернула себе шею! Он ведь до жути боится, что мне удастся вернуть девочек. Хотя бы их сердца…» – Она подарила бывшему мужу улыбку, растянутую до американской.
– Не оступись, дорогая, – напутствовал он. – К этой лестнице нужно привыкнуть.
– Я всю жизнь карабкаюсь вверх, дорогой. Этим меня не испугаешь, – отозвалась она.
Вот что действительно страшно было сделать, так это постучать в Лизину дверь. Когда они все вместе жили в Березняках, комнаты не закрывались, просто незачем было, ведь у них все было общее, одно – на всех. Даже у них с Антоном, хотя сейчас в это трудно было поверить и плохо помнилось. Но – было! Тринадцать лет счастья. Может, число виновато? И нужно было всего лишь попытаться удержать его в России еще на год, вцепиться и не пускать… Тогда бы его когда-то так неистово любимое Симой лицо не изуродовала американская гримаса. Но у Антона возникло Дело. Предложение, от которого он не смог отказаться. У него дело, и у нее – дело.