Девочки. Дневник матери - стр. 9

– Мама, я съела все корки.

– Мама, дай, пожалуйста, нож, я отрежу от своего яблока половину и дам Лике.

– Мама, я выполоскала Сашенькин подгузник и повесила сушить.

– Мама, тетя Оля дала мне морковку, а я сказала: «Спасибо!»

Но хорошие отношения у нас с ней не налаживаются: она нагрубила Шуре, обещала мне извиниться перед ним и не извиняется. Сначала, было, на мой вопрос – извинилась ли – ответила:

– Да, я сказала: больше не буду…

– А Шура что?

– А Шура сказал: хорошо.

Оказалось: неправда.

– Ты что же врешь? Пойди извинись.

– Я стесняюсь.

И наконец:

– Надо извиниться, ты обещала.

– Ничего я тебе не обещала.

Раньше, совсем недавно, обижалась на каждое резкое слово. А теперь – Шура с ней не разговаривает, я разговариваю сухо, Ольга Львовна – иногда раздражительно, а у Гали в глазах только упрямство, да и насмешка, пожалуй. И ожидание: «Ну, а дальше что будет?»

– Мама, Лика говорит, что Шура мой папа. Я ей объяснила, что он Шура, а не папа.

11 августа 42.

В целях самооправдания говорит вещи просто чудовищные:

Ольга Львовна:

– Ты понимаешь, что Сашенька из-за тебя могла бы умереть, не было бы Сашеньки – понимаешь?

– Ну, что ж, мне бы тогда достались все ее распашонки… (!!!)

Я уж рада бы довести Галю до слез. Но – никак не прошибу.

17 августа 42.

Прошибить слезу удалось арбузом.

Принес арбуз Шура. Шура с Галей не разговаривает. Галя извинения у Шуры не просит. А арбуз, опять-таки, принес Шура. Следовательно – арбуза Гале не полагается.

Рыдания. Слезы.

– Дай арбуза! Я давно арбуза не ела! Хочу арбуза!

Извиняться, однако, не стала.

На другой день просила тоном безнадежным, но уже без страдания в голосе:

– Ну, дай мне арбуза, дай…

Почти примирилась с тем, что арбуза не получит. Даже рассказывала какой-то старушке в тупике:

– А у нас арбуз есть…

Новый взрыв отчаяния был вызван приходом мамы Сони. В расчете на ее мягкое сердце Галя кричала, плакала, требовала арбуза. Не получила. Но и не извинилась.

(Господи, какой я была дурой тогда, глухой дурой! Ее надо было только любить и жалеть, а я ее воспитывала. 1 декабря 1955 г.)

Раньше боялась и дичилась ребят – почти не играла с ними. Потом быстро освоилась, научилась по их способу взбираться на дерево, а оттуда на крышу сарая и даже свела дружбу с тринадцатилетним вором и хулиганом Валькой, отец и мать которого арестованы – один за бандитизм, другая за воровство.

По приглашению Вальки Галя была у него в гостях, где произошел следующий знаменательный разговор:

– Он меня спрашивает – вы богато живете? А я ему:

– Ну, во время войны кто ж богато живет?

Гале запрещено ходить к Вальке. Но она, кажется, не очень-то намерена выполнять приказание.

Много врет. Это – самое отвратительное.

– Галя, убери, пожалуйста, на место мой зубной порошок.

– Стану я убирать – ведь не я принесла его сюда?

Посылаю ей самый страшный, какой только могу изобразить, взгляд. Она уносит зубной порошок, возвращается и принимается философствовать:

– Ты говоришь – надо за собой убирать. Но ведь не я принесла сюда порошок, а ты – значит, ты и должна убрать.

– Ведь не я, а ты пачкаешь свое платье, а стираю-то все-таки я? Ведь это ты, а не я хочешь есть, а готовлю еду тебе я?

– Это потому, что я маленькая.

Гале запрещено выходить в тупик, пока не станет слушаться сразу, без длинных рассуждений и бесконечных «А почему?»: