Девочка со спичками - стр. 35

вас догоняет, и вы в тупике, вы поняли, что на предыдущей развилке надо было сворачивать направо, а не налево, и оно стреляет в вас, и вы просыпаетесь с бешено бьющимся сердцем. Да?

Соколов судорожно сглотнул – и Кира убедилась, что попала в цель.

– Сотни раз…

– Я так и поняла, судя по вашему телосложению и образу жизни. Ничего, все эти побочки легко купируются, стоит только начать заниматься и готовиться к погружению. Все это можно убрать.

– Я понял, – Соколов с трудом отлепил язык от нёба. – Кажется, уже достаточно теории. Вы можете показать мне «Капсулу»?

Пространство главной лаборатории било в глаза белизной и блеском хрома – как, в общем, и все остальное в центре. Но то ли потому, что так причудливо преломлялся свет, то ли от того, что рядом с «Капсулой» сейчас никого не было и она стояла на небольшом подиуме, казалось, что аппарат белее самого нетронутого снега на верхушках швейцарских гор. Это был звездный свет, собранный в пучок, с неоновой сердцевиной и алмазными брызгами на куполе.

Они замерли в проходе, не подходя близко, и Кира видела, что Соколов тоже словил эту магию.

– Супернова, – рискнула сказать Кира.

– Что?

– Сверхновая звезда. Она похожа на только что родившуюся звезду. Машина для путешествий в прекрасное далёко.

– Она совершенна. Кажется, вы нашли бога, Кира. Бога, который может исправить все что угодно.

– Ну… далеко не все. Самую большую боль «Капсула» не лечит. Например, боль потери. Вы можете провести в «Капсуле» годы, удалить напрочь все воспоминания, но всегда остается что-то, какие-то следы, мельчайшие крупицы, по которым мозг, как по цепочке, выстраивает то, к чему был когда-то привязан сильнее всего на свете. Так уж устроены мы, люди.

– Обидно, – коротко ответил он. – Но это же можно доработать?

«Твою мать, что ты хочешь доработать? Уничтожить в себе человека? Так ты уже на пути».

Кира еле сдержалась, чтобы не сказать это вслух, и была уверена, что Соколов прочел это на ее лице.

– У вас что, есть какая-то особенная боль? – в лоб спросила она.

– А у вас?

– Нет, со мной все в порядке.

– Со мной тоже.

И снова повисло долгое томительное молчание, и в нем было в тысячу раз больше правды, чем во всех их словах.

– Может, кофе? – от бессилия предложила Кира.

– Угу.

– Нет, вы поймите, – объясняла она, подтягиваясь и усаживаясь на высокий барный стул у кофе-пойнта. Кофемашина узнала Киру в лицо и загудела, перемалывая зерна для ее стандартного заказа: капучино на кокосовом молоке. – Без проводника в «Капсуле» совсем нельзя, это может иметь необратимые последствия для мозга. Вы как бы заблудитесь сами в себе. – Девушка нервно рассмеялась. – Поверьте, это так себе ощущения. Некоторые по полгода потом в психиатричке лежат. Да, многим повезло – они отделались только хроническими головными болями, но это далеко не все.

Соколов скептически посмотрел на нее, потом на стул, но все-таки взобрался на сиденье напротив.

– Но как при таких условиях пускать кого-то к себе в мозг? Особенно если есть что скрывать.

– Очень просто, – спокойно парировала Кира. – Есть разные степени погружения, есть техники защиты от глубинных внедрений, есть этический и врачебный кодекс, в конце концов. Это медицина, Игорь Александрович. Ваши мысли, как и диагнозы, – это предмет врачебной тайны, которая строго охраняется. Неужели вы думаете, что мы бы существовали до сих пор, если бы на каждом углу рассказывали о том, что нашли в мозгах наших тестировщиков? Это абсурд.