Девочка (не) Джеймса Бонда - стр. 28
Моего отца бабушка обожала и часто о нем рассказывала.
–Анечка, если бы ты его видела, –бабушка закатывала глаза, – красавец был! Высокий, статный, глаза голубые, но с восточной миндалинкой. Волосы темно-русые, прямые, но невероятной густоты! Вроде бы на первый взгляд очень похож на европейца, но миндалевидный разрез глаз и высокие скулы сразу выдавали в нем жителя Ближнего Востока. Ты от него полностью взяла форму глаз и скул. Настоящие ливанские арабы из аристократических семей все светлые и очень породистые. Приехал к нам из Бейрута учиться в военном училище. А как на нем сидела военная форма! А какой он был образованный и милый! Мы поначалу никак не могли выговорить его имя. Да и никто не мог. Его звали Сахид -аль -Алин. И фамилия: Аль-Шамс. Так вот когда он решил остаться здесь и женился на твоей маме, то из уважения к нам всем поменял имя на Владимира, потому что по-нашему Сахид -аль -Алин – это Володя. А фамилия его в переводе означает: солнце. Вот он и взял фамилию Солнцев. Поэтому ты, Аннушка, тоже Солнцева, а не прости меня, господи, Рыкова по отчиму. Достойнейший был человек! Не то, что Васятка, –она бросала презрительный взгляд на отчима. – Прав был Михаил Афанасьевич Булгаков: порода –она всегда чувствуется. И вопросы крови – самые сложные вопросы в мире!
–Этот кошмар, как ты соизволила выразиться, –тут же вмешивалась в разговор мама, –строил дом так, чтобы у тебя в нем была своя отдельная, большая и очень удобная комната на первом этаже, с выходом в сад. Чтобы ты, мама, на лужайке цветочки нюхала! Так ты предпочитаешь ютиться в крошечной квартирке в загазованной Москве, лишь бы не признать, что Вася о тебе забоится.
– Я тебя умоляю! – прижимала руки к груди бабушка, –он о себе заботится. Всё надеется, что я помру, так меня через сад будет удобно выносить. Не дождётся! Я предпочитаю жить в Москве, рядом с народом. Как все пролетарии.
–Мама, что ты несешь? С каких это пор потомственные московские врачи в десятом поколении стали пролетариями?
–С тех самых, как жили на зарплату, не воруя! – воинственно возражала бабушка. –Это откуда у государственного чиновника, пусть даже из минобороны, такие деньги, чтобы отгрохать трехэтажный коттедж в элитном поселке, а? И моя внучка Аннушка со мной согласна. Поэтому и живет со мной в нашей маленькой, но гордой квартире, а не здесь в нахапанных хоромах!
–Ты невыносима! Невыносима! –рыдала мама.
–Да, я невыносима, –соглашалась бабушка, –потому что вы меня не вынесете ногами вперёд через ваш этот сад!
Она победоносно вздёргивала очки на нос. Последнее слово в споре всегда оставалось за ней. Сдаваться она не собиралась. И когда за огромным столом в просторной гостиной собирался весь цвет министерства обороны, она начинала непринужденно, но вполголоса разговаривать со мной на английском, итальянском или французском. Собственно, благодаря бабушке я с детства в совершенстве выучила английский и итальянский. И чуть хуже французский. Просто потому, что не очень его любила.
Но мой отчим, как настоящий военный, тоже не собирался сдаваться. У него не было ни малейших способностей к иностранным языкам. Лет десять подряд он пытался выучить английский. И иногда, расслышав знакомое английское слово, радостно бросался поддержать беседу, выговаривая сложные фразы с таким кошмарным акцентом, что бабушка морщилась, потирала виски и брезгливо цедила сквозь зубы: