Детство 2 - стр. 19

– Оговорили, – Спокойно повторил околоточный, когда через пару дней дамы из комитета обратились к нему, – так вот!

Видя, что женщины возмущены до глубины души, Иван Порфирьевич встал.

– Голубушки! Да что ж вы на меня накинулись! Проедем в больницу, поговорим с пострадавшей.

– Так… оговорила! – Безучастно твердила несостоявшаяся самоубийца, лёжа на больничной койке, – Скучно стало!

– Я испорченная с самого детства, потому и оговорила. Девственности? Бродягу алко… алкоголичного на улице подцепила, да и порвалась. И потом тоже – когда за леденечик, а когда и от… – Глаза её на миг вильнули куда-то в сторону, – чрез… чрезмерной нимфомании.

Вглядываясь напряжённо в потухшие глаза девочки, учительница случайно увидела в отражении оконного стекла фигура околоточного кивающего в такт словам.

– Вот видите? – Иван Порфирьевич по окончанию беседы, совершенно не удовлетворившей женщин, развёл руками, делая вид сочувствующий и немного укоризненный, – Разумеется, дыма вовсе без огня не бывает! Розги им достаются, да и в платьях на мороз могут выскочить сгоряча, если поленятся верхнюю одежду накинуть. А волосы выдернутые, так это скорее результат ссор между самими девочками!

– Поверьте моему опыту! – Околоточный, провожая дам к выходу, пытался убедить их, но те не слушали, ускорив шаги.

– Супруги! Супруги повздорили, да и наговорили друг на друга лишнего, как это и бывает нередко! И девочек…

– И-эх! – Иван Порфирьевич со злостью глянул вслед отъезжающему извозчику, – Либеральная общественность, туды её в качель!

Вытащив было портсигар, спрятал его обратно, с тоской предвкушая объяснения с начальством. Деньги от Фельдмана он не брал – ни «за сокрытие», ни «вообще», здесь он чист!

А вот супруге придётся искать другую белошвейную мастерскую – чтоб за символическую плату обшивали. И скандал на участке, опять же! Везде тоже самое, но не везде эта чортова общественность имеется. А ты не попадайся!

– И-эх! Либералы чортовы! Погубят страну!

– А ты когда увидишь, где тут у нас деньги лежат, мне покажешь? – Поинтересовалась Фирка, пока мы шли в город с самого утра, потому как для моря мы всё-таки облезли.

Я только хмыкнул многозначительно, да отмолчался. Потому как одно дело красивость сказать, а в жизни вот всё как-то не так выходит. Не рассказывать же ей об институтской афере, в самом-то деле? Баба ведь, хоть маленькая! У тех тайны, особенно чужие, на языке не держатся. Все договорённости тогда побоку!

В город мы поначалу собирались только втроём, потому как браты у Фирки маленькие, а тот самый волосатый Мендель ничем, кроме етой самой волосатости, и неинтересен. Не сошлись как-то. Такой себе ниочёмка мамин, да ещё и обидевшийся на нас за книжки.

– Фира! – Махая издали, нагнал нас вскоре какой-то улыбчивый парнишка чуток постарше меня, в пристяжке с двумя крепышами, по виду етаких начинающих биндюжников, никак не меньше, чем по пятнадцать годков, – ты в город?

– Иосиф? – Удивилась та, – В город. Давно не виделись, как твой папеле?

– Спасибо, за ним всё хорошо, – Разулыбался тот, – мамеле тоже горем за таким сыном не убита. Знакомцы твои?

– Ну…

– Шломо. Вроде как, – Представился я, выходя вперёд, – а ето Рувим.

– Вот те крест который, да?! Ёся! Просто Ёся, без вроде! – Пожал мне тот руку, – А те два бугая, шо за мной, это Самуил и Товия.