Детский психоанализ - стр. 9

Такие игры также показали, что все эти страхи относятся не только к реальным родителям ребенка, но также, и даже в большей степени, к ее чрезмерно суровым интроецированным родителям. То, с чем мы при этом столкнулись, соответствует тому, что называют «супер-эго» у взрослых[20]. Типичные признаки, которые проявляют себя наиболее отчетливо, когда эдипов комплекс достигает своей кульминации, и которые предшествуют спаду его остроты, сами по себе являются финальной стадией процесса, который протекал до этого годами. Ранний психоанализ показывает, что конфликт, связанный с эдиповым комплексом, возникает достаточно рано – во второй половине первого года жизни, и что в это же самое время ребенок начинает строить свое собственное супер-эго.

Так как мы открыли, что даже очень маленькие дети могут чувствовать давление чувства вины, у нас появляется как минимум одна фундаментальная предпосылка для их психоанализа. Но все же много основ для успешной терапии таких детей, по всей видимости, еще отсутствует. Их связь с реальным миром очень слаба; представляется достаточно очевидным то, что у них нет никакой мотивации к прохождению всех испытаний, связанных со своим психоанализом, так как они, как правило, просто не чувствуют, что с ними что-то не так, что они больны; и наконец, что является самым важным, они пока еще не могут вообще или, по крайней мере, в достаточной степени изложить свои (психические) ассоциации в вербальном виде (то есть попросту высказать их), что критически важно и что является основным инструментом психотерапевтического лечения взрослого человека.

Давайте рассмотрим эту последнюю трудность в первую очередь. Сами различия в устройстве детского ума и ума взрослого человека указали мне путь к проникновению в психику маленького ребенка и к пониманию его бессознательного. Эти особые характеристики детской психологии послужили основой игрового метода психоанализа, который мне удалось выработать. Ребенок выражает свои фантазии, свои желания и свои текущие переживания с помощью символов в играх. Делая это, он использует такие же архаичные и филогенетически усвоенные способы самовыражения, тот же самый язык, с которым мы хорошо знакомы по нашим снам; и нам удастся в полной мере понять этот язык, только если мы будем подходить к данной задаче точно таким же образом, каким, как учил нас Фрейд, следует подходить к пониманию языка сновидений. Символизм – это только часть такого подхода. Если мы хотим правильно понять, что стоит за играми ребенка в связи со всем его поведением во время психоаналитического сеанса, мы должны не довольствоваться выдергиванием смыслов отдельных символов, возникающих во время игры, как это часто происходит, а принимать во внимание все механизмы и методы представления, задействуемые во время переживания сновидений, ни в коем случае не пренебрегая тем, как каждый такой фактор соотносится со всей ситуацией в целом. Психоанализ маленьких детей показывает снова и снова, как много совершенно различных значений и смыслов может иметь одна и та же игрушка, один и тот же эпизод в игре и что мы можем интерпретировать эти смыслы и делать какие-либо выводы, только рассматривая все взаимосвязи и анализируя ситуацию, в которой эти смыслы и значения проявились, во всей ее полноте. Например, кукла Риты в некоторых случаях символизирует пенис, в других – ребенка, украденного у матери, а иногда – саму Риту. Анализ может дать верные в полной мере результаты, только если мы мысленно приведем все элементы игры в их истинную связь с имеющимся у ребенка чувством вины, интерпретируя самые мельчайшие детали этой игры. Вся калейдоскопическая картина, часто кажущаяся достаточно бессмысленной со всех сторон, которую ребенок разворачивает перед нами в процессе психоаналитической сессии: то, как он переходит от игры с какой-то игрушкой к отождествлению какого-то предмета с собой, а затем возвращается к игре с водой, вырезанию фигурок из бумаги или рисованию; как ребенок делает то или иное; почему он переходит от одной игре к другой; какие способы он выбирает для того, чтобы выразить смысл своей игры, – все это надо рассматривать как подчиняющееся какой-то системе, и все это приобретет свое значение, если мы будем интерпретировать такие детали так же, как мы делаем это со сновидениями. Очень часто дети будут в игре выражать абсолютно то же самое, что только что высказали нам как свои мечтания, или станут вносить какие-то ассоциации из своих мечтаний в свою игру, которая непосредственно последует за этими мечтаниями. Игра – это самый важный способ самовыражения ребенка. Если мы будем применять подобный игровой подход, мы скоро обнаружим, что у ребенка есть столь много ассоциаций с отдельными элементами его игры, сколько у взрослого человека – с отдельными элементами его сновидений. Все такие отдельные игровые элементы являются индикаторами каких-то смыслов для опытного наблюдателя; в процессе игры ребенок также разговаривает, и его разнообразные высказывания имеют значение для понимания того, с чем он на самом деле себя ассоциирует.