Размер шрифта
-
+

Детские страхи пожилого юноши. Книга вторая. Бои с правилами и без правил - стр. 29


Но основной контингент осуждённых, так называемые «мужики» – те, кто работают на производстве и на которых, собственно, и держится вся зона. И среди таких вот «мужиков» есть одиночки, которых называют «ломом подпоясанные». Они сами по себе, они не входят ни в какие группировки и просто отбывают свой срок. При этом не контактируют с уголовным миром и «паханами». Таким на зоне трудно – нужно быть очень сильной личностью, чтобы тебя не сломали и не подчинили. Но именно таких как раз обычно не трогают – достаточно один раз дать отпор. Примерно так же обстоят дела в любом чисто мужском коллективе, в том числе и в армии.


Познакомившись поближе со спецификой исправительно-трудовых учреждений, которые в народе называют «зонами» и «лагерями», Никита очень сильно изменил своё мнение по поводу осуждённых. Раньше, ещё в школе, он находился под влиянием советской пропаганды, которая внедряла в массы месседжи типа «наказаний без вины не бывает» и «все, кто отбывает срок – преступники». В реальности он не раз сталкивался с ситуациями, когда срок отбывали или совсем невиновные люди, или же степень наказания не соответствовала степени вины.


В оперативной части ИТК усиленного режима он познакомился с «кумом» – так в колонии называли начальника оперчасти. Этот немолодой капитан, которого в своё время «сослали» в Экибастуз из Днепропетровска, обрадовался, встретив земляка. Ну, понятное дело, сиживал Никита с ним за «рюмкой чая» – они часто беседовали, когда Васнецов заступал в караул. Видимо, махнувшему на свою жизнь и карьеру капитану юный курсант напомнил его сына, которого жена после развода запретила ему видеть. Вот тогда во время одной из бесед капитан со смешной фамилией Заднеулица и показал Васнецову личные дела некоторых осуждённых.


– Смотри, Никитка, – сказал он Васнецову, – в нашей стране посадить могут кого угодно. Поэтому пословица «от тюрьмы да от сумы не зарекайся» – она не зря придумана. Вот меня тоже могли посадить, да друзья не позволили.

– А что же вы такое сделали, за что вас сюда сослали? – спросил Никита.

– Дело прошлое. Я, конечно, не ангел был, но сука, принципиальный. И когда служил в Днепре, начальник колонии, гнида, наладил торговлю в зоне – для него отдельный цех мебель делал на заказ. Я это дело раскрыл, написал рапорт, а у начальника всё схвачено было. Вот он меня и турнул с понижением. Вернее, не он турнул, а областное руководство. Хотели из органов попереть якобы за аморалку – я тогда с женой разводился. Но друзья не дали, с которыми училище одно заканчивал.

– Так аморалка – не повод для уголовного дела, – заметил Никита.

– Аморалка да, не повод. Я ж начальнику своему морду набил, да ещё при всех, при офицерах… Так что могли и погоны снять, и посадить – был бы повод, – вздохнул капитан.


Но если начальник оперчасти всё же совершил проступок, за который его могли упрятать за решётку, то те люди, чьи личные дела прочитал Никита, вообще были наказаны ни за что. Один подрался на свадьбе, что происходит сплошь и рядом, второй получил год общего режима за «спекуляцию» – коллекционировал марки, нужда прижала и решил продать свою коллекцию. А третий вообще потерял паспорт, а, точнее, скорее всего паспорт у него украли. И потом мошенники по его паспорту купили «Волгу» и перепродали её. Суд не стал разбираться, а припаял срок владельцу паспорта. И никто не стал спрашивать – откуда у рядового советского инженера с зарплатой в 150 рублей деньги на «Волгу» стоимостью до 10 тысяч.

Страница 29