Дети вечного марта. Книга 2 - стр. 13
Молодых эрхов старались поберечь. Они легко приручались и жили потом бок о бок с людьми, работая по хозяйству не хуже волов.
Явившись на рубеж и повидав брата, Лилька пошла на дальний кордон, где нёс службу Санька. Не один и не двое набивались к ней в провожатые. Только она всех обсмеяла, хуже – обхитрила, дурочка, и по тропинке убежала искать мужа одна. Шла так, шла до самых сумерек, да и сбилась с торной дорожки. А когда в темноте набрела на загон, даже обрадовалась, пролезла между широко поставленными кольями и заторопилась напрямик. Говорят, несколько раз успела крикнуть, позвать Саню…
Эрха была не виновата: Лилька напугала глупую раненную скотину, и та её затоптала.
Мамка бросила скалку, подошла к Сане:
– Водички тебе принести?
– Не хочу.
– Сыночка…
Мамка села рядом, прикорнув головой к его плечу. Сестрёнка опять всхлипнула.
– Уйду я, – не открывая глаз, сказал Саня. – Иначе так и буду ждать, когда дверь откроется, и Лилька в горницу вбежит. Утром шаги во дворе услышал…
– Это Олюшка прибегала, ей как раз вчера пять исполнилось. Во дворе меня поймала и говорит, пусть, раз сестрёнки больше нет, дядя Саня теперь на мне женится.
– У-у-у… – взвыл Санька. Мать обхватила его за плечи:
– Иди сыночка, белый свет посмотри. Может, родную свою кровь где встретишь, только нас не забывай.
– Мамка, зачем люди любят друг друга?
– А зачем они дышат? От Бога оно. Перемоги, сыночка, и новое дыхание откроется. Только нас не забывай…
Глава 2
По зелёному бархатистому сукну в беспорядке валялись книги и всякие безделушки, включающие государственную печать; на самом краю в критической точке балансировал тонкий стеклянный кувшин с остатками вина.
Вчера герцог позволил себе выпить сока виноградной лозы, о чём жалел и по сей момент. Наутро, после даже незначительного возлияния, его начинала трепать жуткая депрессия, мир погружался в пучину. Хотелось, не поднимаясь с места, одним мановением крушить и ломать. Ещё лучше – мучить. И смотреть в глаза жертве, дабы убедиться, она тебя видит и ненавидит. Тех, кто быстро ломался, Арий уничтожал немедленно. Тех, кто сопротивлялся, герцог тянул, как дорогой напиток – по капельке. И уже полным торжеством, означающим выход из перманентной депрессии, было, когда такой упрямец падал к ногам своего палача, умоляя о пощаде или, что практически одно и то же, о смерти.
«Как ещё мало он правит, – уныло размышлял Арий, – всего каких-то двадцать лет. За такой короткий срок невозможно вытравить у людей привычки к сонному, тухлому отвратительно пресному существованию, когда всё заранее известно, когда кругом мир благодать и ласковый покой. Не разверзнутся небеса, не обрушится на беспечную голову смерть. Не прогремит завораживающее слово герцога, и, как родился, так и будешь копошиться в собственном углу. Да, разумеется, украшая, да, разумеется, прикипев сердцем к покою, уюту и бесконфликтности существования. К аллари-господину, которого любишь или хотя бы терпишь.
Как можно проникнуться любовью, да просто доверием – к нелюдю!? Разве можно вообще хоть кому-нибудь доверять? Должно трезво мыслить, прогнав морок покойного приятия жизни и призвав в судии режущий нерв смерти…
Он никогда не подпадёт под очарование нелюдей и самой земли, вскормившей аллари. Она их не рождала, но приняла ведь, не отвергла. Как впрочем, и людей…