Дети Солнцевых - стр. 9
В эту минуту ее напряженному слуху почудились знакомые шаги по тротуару, она затаила дыхание и стала вслушиваться. Ее глаза силились проникнуть в темноту, сердце громко билось. «Господи! Господи!» – беззвучно повторяла женщина.
Шаги остановились почти против окна, у которого она стояла. Через минуту сверкнул огонек и погас, задутый ветром. Сердце у нее упало… «Не он, это фонарщик… Господи!.. Если фонарь на этот раз не погаснет, – мелькнуло у нее в уме, – то он вернется, если же погаснет…»
Она боялась додумать и ждала, ждала почти с ужасом… Огонек вспыхнул ярко, затрепетал и потух… «Я это знала, знала еще утром, и зачем… зачем только не удержала его силой!»
У другого окна шептались старшие дети и о чем-то спорили.
– Нет, если б я была мальчиком, я бы не стала так рассуждать, я бы всюду пошла, я бы всех спрашивала, не видели ли его, – говорила Катя с горячностью.
– Ну, подумай только, что ты говоришь, – перебивал ее брат с укоризной, – всех бы спрашивала, но ведь эти все сочли бы меня за сумасшедшего, а мама, если б я ушел, кроме теперешнего беспокойства, стала бы еще беспокоиться и за меня.
– Да ведь я не говорю тебе останавливать прохожих и спрашивать их о папе, – возражала обиженным голосом Катя. – Я тебе говорю спрашивать всех, кто может что-нибудь знать, кто должен знать. Ну, пошла бы в полицию, пошла бы к знакомым, которые живут в самых опасных местах, где папа, верно, и был… Если бы ты вправду любил папу, ты бы не стал говорить так, как чужой какой-нибудь!
С этими словами девочка сжала себе лоб руками и глухо зарыдала.
– Боже, Господи! Катя, да что же мне делать? Скажи, ну скажи толком, что бы ты сделала! – заговорил растерянно Федя, разнимая судорожно сжатые руки сестры. – Ну, что мне делать, говори! Я уж думал, думал и ничего не могу придумать. Андрей Петрович тоже говорит: надо подождать…
Наступила ночь, тучи рассеялись. На сером небе всплыла луна и осветила бледным светом неприглядную картину: сырые, грязные улицы и площади с кучами нанесенных водой досок и разных обломков, ряды тусклых фонарей и светящиеся огнями дома. В домах царило непривычное оживление, а улицы были почти пусты. Изредка слышался топот копыт о мостовую, проносился шум колес торопливо ехавшего куда-то экипажа, затем все смолкало.
У некоторых домов на минуту собиралась кучка народа, большей частью в тулупах и высоких сапогах; потолковав, они медленно расходились. В некоторые группы замешивались и бабы. В нижних и подвальных этажах там и сям появлялись как бы блуждавшие огоньки. Огоньки эти проносились и исчезали. По всей вероятности, хозяева этих квартир, не вытерпев и не дождавшись утра, приходили посмотреть, что сталось с их имуществом…
Солнцевы не спали всю ночь. Анна Францевна уже не надеялась более. Федя рано утром обегал многих знакомых; был в полицейской части, сделал заявление об уехавшем и не вернувшемся отце, спрашивал, как приступить к поискам, что делать.
– Что делать? Подождать, – говорили ему более участливые. – Авось и вернется ваш батюшка, а нет – ну тогда…
А что тогда, ни один советчик не доканчивал, по всей вероятности тоже не зная, что тогда делать. Другие опять говорили:
– Где уж отыскать? Петербург велик, как знать, на каком месте он затонул. Вон там-то и там-то выставили утопленников на опознание; если нет там вашего, значит, в море унесло…