Дети Лезвия - стр. 32
Рик промолчал. Он выразительно молчал, демонстрируя неприятие, недовольство или радость, а сейчас его глаза потускнели и стали обычными.
– Я готов, – наконец вымолвил он, и мы приблизились к воротам, за которые никогда не приводили свободных людей.
Братья нырнули в проход, проверяя местность, Рик брел рядом со мной и смотрел по сторонам. Он очень громко двигался. Мне казалось, что окружающая ворота тишина рвется в клочья от его шагов. Прежде, чем мы вошли, я убрала с лица растрепавшиеся волосы и спросила:
– Почему ты пытался спасти меня? Ведь я забрала тебя силой, с моей смертью ты получил бы свободу, – пыталась рассуждать я. – Ты поступил нелогично.
– Ах, вот в чем дело… – Рик почесал покрытую щетиной щеку. – Я не люблю, когда убивают женщин.
– Я не женщина. Я Дитя Лезвия, – настал мой черед усмехаться.
– Для меня ты женщина, – отмахнулся он с неудовольствием. – Неважно, сколько людей ты отправила к праотцам и как ты владеешь оружием, – ты женщина. Надменная, раздражающая, опасная, но все-таки женщина.
– Это то, что люди называют добротой?
Мне не приходилось слышать ничего подобного.
– Нет, – мотнул головой он, давая понять, что разговор окончен. – Это называется мой взгляд на жизнь.
Ворота пропустили нас внутрь. В них не было смертельных чар, только предупреждение для чужаков, врывающееся в мозг тревожным беспокойством. Рик ощутил его, услышал предупреждение, смех Серых Богов, которые создали Ущелье, оградив его от людей, и лицо его стало решительным и упрямым. Похоже, он был из тех, на кого насилие оказывает прямо противоположное воздействие; в мастерских пыток нам приходилось сталкиваться с такими.
Волокна тумана тут же двинулись навстречу, окутывая и очаровывая. Темное дерево врат затвердело со временем, его отполировали дожди и обтесали ветра, но крепость их не внушала сомнений; они завершали собой узкую дорогу, ведущую в долину, больше похожую на трещину между огромными скалами. Братья скользили далеко впереди, а сэйферы летали стремительными серебристыми молниями, наблюдая за нежданным гостем.
Есть лишь долг, все остальное – производная от долга, его следствие. Нет черного и нет белого, как говорят люди; есть лишь поступки, пути к цели, которую определяет долг. Именно об этом я и думала, проводя Рика по узкой тропе, заросшей по бокам кустами каори; казалось, что если горы вздохнут, нас раздавит взмывающими ввысь скалами, так узок был путь. Туман начинал сгущаться, доходя нам до пояса, и я наложила на человека заклятье, позволяющее дышать здесь, хотя действовать оно будет недолго.
Привычные сумерки Ущелья Раздора скоро скроют нас в своей утробе, и это успокаивало меня. Братья скользили то спереди, то сзади, проверяя дорогу, Пепел улетел далеко вперед, чтобы вовремя предупредить о ненужной встрече. Запах смертного отчетливо бил в ноздри там, где люди почти не бывали.
В любом месте Ущелья Раздоров его быстро найдут и уничтожат, и в Алом Призраке, доставь я его туда, он не прожил бы больше пяти минут. Вряд ли человек представлял, на что он идет, хмуро разглядывая тропу, и мне показалось, что это как раз тот виток, которого я еще не миновала: защита. Убийство, совершенное ради защиты кого-то. Неведомые горизонты и оттенки будущих битв придавали боевому азарту, который направлял меня к Игле, другой оттенок; предчувствие, тайна, негодование и новая грань исполнения долга – все это лишало обычной сосредоточенности, но вместо нее открывалось интуитивное зрение, ведущее вперед.