Дети лагерей смерти. Рожденные выжить - стр. 31
Семью Рахель разделили сразу по прибытии. Фейгу, близнецов Хеника и Дору и Манусю отправили в одну сторону, Рахель, Эстер, Балу и Салу – в другую. Люди толпились и выкручивали шеи в попытке последний раз взглянуть на близких.
Шайя Абрамчик, чувствительный интеллектуал и книголюб, в детстве сам обучавший детей языку рейха, наблюдал за тем, что осталось от его разрозненной семьи, а рядом стоял Берек – обоих определили в отряд каторжных работ. «Они были слишком далеко. И нигде не было видно Моника. Скрылись с виду и мама с малышами. Мы видели, как отец показывает на пальцах, что двое прошли, а кто-то один – не прошел. Тогда еще не было ясно, что это последний раз, когда мы видели родителей и младших детей».
Анка
«Вы беременны, милая моя?» – печально знаменитый доктор Аушвиц II-Биркенау задает свой вопрос Анке Натановой, когда подходит ее очередь предстать обнаженной перед надсмотрщиками лагеря холодной октябрьской ночью 1944 года.
Наделенная от природы большой грудью, 27-летняя чешка всегда стеснялась своей фигуры, и теперь безуспешно пыталась обеими руками прикрыть обнаженное тело. Ошеломленно оглядываясь, Анка не могла поверить, что сама вызвалась ехать сюда вслед за мужем, Берндом. На протяжении трех лет они боролись за выживание в терезинском гетто, в часе езды от Праги, и теперь она рассчитывала, что их перевезут в такие же условия. Всю ее семью к тому моменту уже давно отправили на восток. Она решила, что лучше держаться вместе.
В тот момент, когда поезд мучительно медленно проезжал сквозь «врата смерти» Биркенау, она осознала свою ошибку. По сравнению с тем, что ее ожидало, Терезин был раем.
Открылись щеколды грузового вагона, и тяжелая дверь отъехала в сторону со зловещим скрежетом. Озверевшие мужчины, женщины и дети вываливались наружу, вставали на трясущихся ногах, качались как пьяные.
«Мы попали в ад и не понимали, за что, – говорит Анка. – Выходя наружу, мы не представляли, что нас окружает. Мы боялись, но еще не знали, чего именно».
Анка пребывала в состоянии шока с самой высадки. Их отправили в вечно голодную пасть самого эффективного из нацистских индустриализированных лагерей смерти. В мраке ночи раздавался низкий хриплый лай собак, а видно было лишь людей, которые орудовали дубинками, рыча «Raus! Raus!» (нем. «Шевелись!»).
Идеально выглаженные немецкие офицеры стояли, словно статуи, в то время как их младшие чины били, толкали и растаскивали несчастную толпу, принуждая к подчинению. Какофонию языков было слышно издалека: немцы отдавали приказы, женщины рыдали, мужчины тщетно протестовали.
Не успев осознать происходящего вокруг, люди чувствовали весь ужас нависшей над ними угрозы по мере того, как их выстраивали рядами: женщин и маленьких детей в одну сторону, мужчин и молодых людей – в другую. Именно так, в виде кишащей ужасом человеческой массы, евреи предстали перед человеком, которого Анка встретит снова, чуть позже.
Доктор стоял, широко расставив ноги, и самодовольно улыбался, встречая новых людей. Он был единственным, кто не смотрел сквозь них, будто они не существуют вовсе. Проводя быстрый опрос и выясняя, нет ли среди них близнецов, он стеком направлял людей в разные стороны. «Links» – налево или «rechts» – направо. Налево он отправил практически 2/3 прибывших, а Анка осталась в числе назначенных направо.