Дети Кохона. Мой сводный – инопланетянин - стр. 15

– Мне тоже жаль. Если я когда-нибудь узнаю, что ты все это время знал… я тебя убью, – серьезно говорю я, вытирая глаза. Чувствую себя так, будто пытаюсь закрыть гигантскую дыру в разрушенной защитной стене носовым платочком.

– Альма, я бы сам себя убил, если бы так сделал, – серьезно отвечает он, и мои глаза снова увлажняются.

У него в машине очень тепло и уютно, и я согреваюсь. Его запах повсюду – чуть горьковатый, с ягодными и свежими нотками. Он ни о чем не спрашивает, но у меня много вопросов, поэтому я сама рассказываю про разговор с тетей Валей, и Хеннинг отвечает, что помнит ее.

Я хочу узнать, почему мама тогда боялась, но не решаюсь испортить момент. К тому же, мне не верится, что за этим стояло что-то серьезное: скорее, тетя Валя была права про гормоны и беременность. У меня самой во время второй беременности случались истерики на ровном месте, так что плавали – знаем.

– Можно называть тебя папой? – тихо спрашиваю я вместо этого, отчаянно и очень спешно отвоевывая территорию. Но смотрю в сторону – мне ужасно страшно, что идея не придется по вкусу.

– Нужно, – серьезно отвечает он, и трогает машину с места. – Тебе домой не срочно? Дети в порядке?

– В порядке. Не срочно. А что?

– Хочу познакомить тебя с братом, – говорит он, выруливая из двора.

– Ты что, я вся зареванная, – подпрыгиваю я, и он улыбается:

– В бардачке салфетки. Ты красавица.

Хеннинг как будто опасается новых возражений с моей стороны: он быстро набирает нужный номер и коротко говорит в трубку:

– Мортен, я подъеду с Альмой в берлогу через полчаса. Ты там?

Ответа не слышно, но по тому, как быстро закончился разговор, понимаю: там.

– Что такое берлога? – с любопытством спрашиваю я.

– Коворкинг, – ослепительно улыбается Хеннинг. – Мы там работаем вместе. Иногда круглосуточно.

По дороге он снова спрашивает о детях. Я знаю, что никто и никогда не слушал так внимательно все, что я о них рассказывала, даже если это были полные глупости, вроде того, как Аглая волновалась перед первой олимпиадой по английскому, а Баламут читал стихотворение на утреннике и два раза смешно перепутал слова.

Отогнув козырек от солнца, я смотрю в зеркало и достаю из сумки блеск для губ. С глазами, конечно, полная катастрофа – вся тушь размазалась, и ее остается только полностью стереть салфеткой. Что ж, буду блеклой мышью. Успокаиваю себя тем, что братец, может, тоже не писаный красавец.

Не знаю, что я ожидала увидеть. Но «Берлога» оказывается офигительным четырехэтажным загородным коттеджем с впечатляющей архитектурой. Кажется, такой стиль называется хайтек или вроде того. Половина окон не горит, но первый этаж и без того выглядит очень уютно.

Припарковавшись прямо перед входом, Хеннинг выходит из машины, и я тоже робко выскальзываю наружу. От яркого света слепну и почти ничего не вижу, пока мы не оказываемся в холле. Внутри просматриваются просторные опен спейсы и стеклянные переговорки, а справа – вход в кафе, откуда несется навстречу одуряющий запах кофе и слоек с корицей.

Едва наши взгляды пересекаются, как я узнаю эти глаза. Спаситель, черт бы его драл. Сидит у стойки бара на другом конце кафе. Пока мы идем в ту сторону, я растерянно скольжу по нему взглядом и никак не могу сообразить: как умудрилась не заметить такую внешность и запомнить одни глаза?